– Ну и что? А у меня низкая самооценка и изгнание из поэзии с приказом не возвращаться. И вообще, текст сам себя не напишет!
– Да что вы спорите о такой ерунде?! – вмешался Тим. – Если вы не можете ничего сочинить, предоставьте это мне!
Тесс смерила басиста угрюмым взглядом:
– Знаем мы твои тексты. «В старом замке жил барон и поил чайком ворон». Слышали уже.
Эри прыснул от смеха:
– Тим, у тебя все песни такие?
– Нет, – с подчёркнуто гордым выражением лица ответил басист. – Только половина.
– А вторая половина какая?
– Про межгалактический десант.
Эри не удержался и расхохотался на весь чердак:
– Тим, ты должен мне это показать!
– Нет-нет, – живо пошёл на попятную автор. – Я ещё не свёл эти сюжетные линии воедино! – и засмеялся, признавая абсурдность этой идеи.
– Они нашли друг друга, – пробубнил из тёмного угла Рамси, раскинувшийся прямо на матрасе Эри и уже полтора часа бездельничавший.
– Эй, Рамси, сделай доброе дело, – обратился к нему Тим, – скажи нам: то, что мы играем, вообще можно слушать тем, кто ничего не понимает в музыке?
Спортсмен хмуро взглянул на басиста и пожал плечами:
– А мне-то откуда знать? Может, сам расскажешь мне, что я должен думать о вашей песне?
– Неужели даже ничего не чувствуется? – спросил Эри, перебив уязвлённого Тима, который явно собирался сказать в ответ что-то не очень мирное и дружелюбное.
– Что ты имеешь в виду? – Рамси неодобрительно покосился на внезапно вклинившегося в их диалог гитариста. Чувствуя, что неосторожно подобранные слова могут вызвать негативную реакцию у парня Тессарии, Эри призвал на помощь всё своё красноречие:
– Ну, как бы сказать… Говорят, что настоящая музыка должна делать людей свободнее. В смысле, когда она звучит, ты чувствуешь, что нет непреодолимых преград, что всё решаемо. У тебя поднимается настроение, ты хочешь сделать этот мир лучше…
– Я ни-че-го в этом не смыслю, – процедил Рамси, прервав поток мысли юного теоретика. – Эти ваши вопросы не ко мне.
– Понятно. Мы все безнадёжны, – ухмыльнулся Тим, глядя на Эри. Тот, возможно, и собирался что-то сказать, но тут раздался стук в дверь чердака, окончательно прервавший разговор. Это был Одди.
Признаться, я был удивлён, впервые увидев нашего клавишника. Коротышка, совсем ещё ребёнок, с тёмно-золотистыми волосами, в каком-то видавшем виды свитере и в больших очках, он робко стоял за дверью, сжимая в руках толстую папку – должно быть, с гаммами или чем-то подобным. Тессария немедля представила нас друг другу.