– Вы отослали письма танам, сообщая, что имеете некие доказательства причастности к бедам последних лет правящей семьи. Можете поделиться чем-то?
Бансабира качнула головой:
– Простая уловка, чтобы покончить с войной. Я подумала, что, если таны найдут причину съехаться для переговоров в присутствии рамана и раману, смогут достичь соглашения. Пусть не все, но стоит заключить перемирие хотя бы семерым, и остальные притихнут.
Дайхатт слушал внимательно, быстро прикидывая в уме: Яввузы обозначили свою позицию, а с ними, надо полагать, мирный путь выберут и Каамалы с Маатхасами. Иден Ниитас тоже наверняка поддержит внучку. Разбитые наголову Ююлы и Наадалы латают собственные дыры уже не первый день, и новых им даром не надо. Уже шестеро.
Аамут, если донесения Дайхатта не врали, отхватил от Матери лагерей самую страшную оплеуху и хотя бы для виду первое время точно будет держаться неконфликтных отношений. Да и раману наверняка поставит отца, тана Тахива, в пример, чтобы показать, что всех событий Бойни Двенадцати Красок можно было избежать, если бы таны с самого начала не поддавались на провокации. Тахив, без сомнения, поддержит дочь, обязанностью которой сейчас является во что бы то ни стало примирить «защитников» страны. Итого – даже без него, Дайхатта, сторонников мира семеро, если и он поддержит сложившуюся ситуацию, надежда Маленькой танши оправдается.
Он поддержит, потому что этого требовало прошлое, в котором погибло множество его родственников; истерзанное усталостью и потерями настоящее; будущее, которое предстояло построить. И первый кирпич был здесь, у шатра тана Яввуза. Хорошо, что Старый Волк помер, – с девчонкой договориться будет легче, она молодая совсем и неопытная в таких делах.
– В любом случае, – продолжала Бансабира, – раманы обладают достаточной властью, а все нынешние таны – достаточной слабостью. Всем просто нужен пинок, чтобы заткнуться. Если получится, попробуйте отхватить себе куш в общей дележке. Мне, как вы верно заметили, уже не до этого.
– Все, чего хотел мой отец, он отбил у Луатаров. Мне большего не надо. – Мужчина потер подбородок, будто подчеркивая его узость, и многозначительно поглядел на Бану. Зрачок тана расползался, несмотря на ранний час. Бансабира с трудом сдержалась, чтобы не вздрогнуть: что-то недоброе в этом взгляде, как ни крути.