– Лантиэн!
– Что? Но каким образом, черт возьми?..
Амиот опустил руку, которой заслонял от солнца глаза.
– Не знаю, месье, это слово пришло мне на ум…
В эту минуту они услышали громкий крик, более пронзительный, чем те, что доносились до сих пор с поля, где проходили скачки. Группы людей внезапно распались, и фигурки, похожие на точки, ринулись к воротам.
– Муравейник по какой-то причине пришел в волнение, – заметил месье Ледрю.
Тут у них на глазах у ворот рухнула палатка, сложилась, как крошечный карточный домик, а затем справа и слева от дороги начали сновать фигурки.
– Кони понесли, – возвестил Амиот, у которого было острое зрение молодого человека.
Он наклонился и скинул свои сабо.
Линнет Льюворн, развязав ленты своей шляпки и неспешно заново завязав их под подбородком, который вовсе не портило то, что он был обиженно вздернут, длительное время рассматривала себя в зеркале, чтобы убедиться, что презрительный вид ей идет. Затем она отперла дверь и остановилась на пороге:
– Я поеду с вами на скачки, но при условии, что вы не попросите меня с вами разговаривать – ни единого слова.
– Вот как?
– Вы меня оскорбили. Конечно, я не могу заставить вас молчать, вы вольны болтать, сколько вам угодно. Но я не собираюсь с вами беседовать, и, если вы не согласны с этим условием, я уйду к себе и сниму этот наряд. Я не стану с вами разговаривать до тех пор, пока мы не вернемся к этой двери, и лишь после того, как вы попросите у меня прощения.
– Но я прошу прощения сейчас, Линнет.
Она покачала головой:
– Не так, как следует. Вы делаете это лишь для того, чтобы задобрить меня и добиться, чтобы я поехала и вы могли бы мною хвастаться. Ну что же, вот она я. Если вы все еще считаете, что я того стою, можете хвастаться мною перед вашими друзьями, сколько вам угодно.
– И вы не будете разговаривать даже с ними?
– Конечно же я буду разговаривать с ними. Они не нанесли мне оскорбления, по крайней мере по своей, а не по вашей вине. О! – Она резко ткнула кончиком своего зонтика в пол. – Итак, это мои условия.
Марк склонил голову. Она прошла мимо него, спустилась по лестнице и села в ландо. Муж последовал за ней.
– Вышла она – ни дать ни взять королева, да и выглядела что твоя королева, – рассказывал впоследствии Тим Уди, кучер.
Тим Уди был слегка навеселе, к тому же ему не терпелось попасть на скачки, и он изо всех сил нахлестывал двух лошадей, Мэрмана и Мерлина. Это были молодые, горячие кони, от одного производителя, оба гнедые; они прекрасно сочетались: у каждого на передней ноге был белый «носочек», у Мерлина – на правой, у Мэрмана – на левой, причем в одном и том же месте, с точностью до дюйма. Марк Льюворн, который до женитьбы был скуповат, теперь стал склонен к показной роскоши. За этих лошадок он выложил кругленькую сумму. Ни одному владельцу ценных лошадей не понравилось бы, если бы с ними стали обращаться так, как это делал кучер Уди. К тому же Марка только что унизили, и ему нужно было на ком-то сорвать злость. Он привстал с сиденья, но его снова отбросило на подушки, он поднялся опять, осыпая своего кучера проклятиями.