– А сейчас, Николай Альбертович, приготовьтесь, я буду отрезать вам ухо. Вы только головой не вертите лишний раз. Из большого уважения к вашему творчеству, тому, которое было когда-то, я даже сделаю вам заморозку.
Шприц с заморозкой уже давно ждал своего часа.
– Тихо-тихо, уважаемый – я подхватил заваливающуюся на бок голову пациента, – а как же честь и достоинство? Как же мужество и решительность, к которым вы так призывали со своего воображаемого броневичка?
Мне даже пришлось немного похлопать Николая Альбертовича по щекам, чтобы привести его в чувство. Тот приподнял голову и сделал глубокий вдох. К нашатырю, как полчаса назад, в этот раз прибегать не пришлось.
– Умоляю вас, прекратите, – еле слышно просипел Николай Альбертович.
– Прекратить что? Я еще ни к чему толком и не приступал, чтобы что-то прекращать, – мольба Альбертыча меня даже немного позабавила. Он и правда думает, что я его сейчас развяжу, извинюсь за доставленные неудобства и отпущу на все четыре стороны? Ага, сейчас!
Своего «пациента» я надежно примотал скотчем к стулу. Обматывал я на совесть, почти как египетскую мумию – от лодыжек до шеи. Вот только с Декстером меня не надо сравнивать. Мы совершенно разные, у нас разные взгляды и принципы. У Декстера свой четкий кодекс, а у меня…А у меня в кармане монпансье.
Кстати, очень даже неплохой сериал, много интересного и полезного для себя нашел.
– Чего…Что…Чего вы от меня хотите? – Альбертыч с трудом подбирал слова.
– Я? Справедливости! – я перегнулся через плечо пленника и заглянул ему в глаза. Тот сразу отвел взгляд в сторону.
Видимо, мой светлый лик не производит на него благостного впечатления. Странно, как по мне, так очень даже мило – маска Гая Фокса, переделанная в Сальвадора Дали. По крайней мере, я считал, что это был именно Дали. Я был доволен своей накладной личиной, но только если говорить про эстетику. С практичностью было все намного хуже. Маска все время норовила съехать вниз, дышать было неудобно, а на коже уже началось раздражение.
– Вы только не подумайте, что это исключительно из-за ваших политических пристрастий. Хотя они мне и не импонируют, дело тут совсем в другом, – я снова оказался за спинкой стула, – я обвиняю вас в растрате! Да-да! Именно в растрате, циничной и бессовестной! Для меня ваша вина очевидна.