– Пусть они войдут, – приказал король.
– Государь, прошу вас о милости… – произнес Жуайез.
– Говори, Жуайез, и если только дело идет не о милости для осужденного…
– О нет, государь, будьте покойны.
– Так говори, я слушаю.
– И я, и мой брат, государь, совершенно не выносим вида двух предметов – красных и черных одеяний. Соблаговолите, государь, разрешить нам удалиться.
– Как! – воскликнул король. – Вас так мало занимают мои дела, господин де Жуайез, что вы просите разрешения удалиться в подобную минуту?
– Вовсе нет, государь, – все, что касается вашего величества, имеет для меня глубокое значение, но я так глупо создан, что в данном случае любая женщина окажется крепче меня. Не переношу зрелища казней, всегда потом болею целую неделю. А ведь я один при дворе еще не разучился смеяться, с тех пор как брат мой почему-то перестал разделять мою веселость. Подумайте, что станет с Лувром, столь скучным и угрюмым, если и я вздумаю еще усиливать общее печальное настроение? Умоляю вас, государь…
– Ты хочешь меня покинуть, Анн? – проговорил Генрих с непередаваемой грустью.
– Государь, вы чересчур требовательны! Казнь преступника на Гревской площади[18] одновременно и возмездие и зрелище, да еще такое, что вам – в противоположность мне – очень любопытно это видеть. Но вам мало возмездия и зрелища, вы хотите насладиться и слабостью ваших друзей!
– Останься, Жуайез, увидишь – это очень интересно…
– Верю, государь; опасаюсь даже – настолько интересно и увлекательно, что я не в состоянии буду этого вынести. Итак, вы разрешаете, не правда ли? – Он сделал шаг к двери.
– Ну, поступай как знаешь, – промолвил король. – Моя судьба – быть одиноким.
И Генрих III озабоченно оглянулся на мать – не слышала ли она разговора с фаворитом.
Екатерина обладала столь же тонким слухом, как и зрением; но, когда она не хотела чего-нибудь слышать, никто не был более туг на ухо, чем она.
Тем временем Жуайез, наклонившись к брату, шепнул:
– Скорей! Пока будут входить эти судейские, проскользни между ними – и бежим. Король согласился отпустить нас, но через пять минут может взять свое согласие назад.
– Благодарю, брат, – ответил молодой человек, – мне давно хотелось исчезнуть отсюда.
– Ну, вот показались вороны – исчезни, нежный соловушко.
И, проскользнув как тени за спинами членов совета, оба молодых человека скрылись за тяжелой портьерой. Когда король обернулся, их уже не было. Генрих III глубоко вздохнул и поцеловал свою собачку.