Ему не повезло лишь в том, что еще
раньше туда вернулся я.
«Ты всегда возвращаешься», – сказала
Нанна и оказалась права.
Улей – мой дом. Васпы – моя семья. Я
предал их однажды, но предательство было во благо. Если бы
задуманное осуществилось – осы, а не люди, стали бы хозяевами
планеты. А кто мы теперь? Горстка затравленных хищников,
обосновавшихся в последнем уцелевшем Улье недалеко от Есена.
Немудрено, что свалившийся на мою
голову профессор стал последней надеждой. Немудрено, что я так
разозлился, когда понял, что его планы кардинально отличаются от
моих. И я не верил ему. Но кое-кто поверил.
Помню тот вечер, промозглый и сырой.
Сквозь трещины Улья проступает влага, нижние ярусы вечно затоплены
паводком. В таких условиях человеку легко подхватить воспаление
легких. Именно об этом приходит поговорить со мной офицер Пол.
Он стоит в дверях, скрестив на груди
руки. Квадратная челюсть лениво двигается туда-сюда, перегоняя из
одного угла рта в другой длинную сосновую иголку.
– Там твой человечек помирает.
Пол выполняет работу военного врача.
Он хороший боец, но когда на счету каждая особь, кто-то должен
выполнять и эту работу.
– Его так просто не добьешь, –
отмахиваюсь я.
Нас с Торием больше не связывает
договор, и все равно кажется, что он перенял часть моей
выносливости. Его стойкость пробуждает исследовательский интерес:
насколько далеко я смогу зайти, прежде чем он сломается или умрет?
К моему разочарованию выясняется – не столь далеко.
– У него жар, – все с тем же
непробиваемым спокойствием продолжает Пол, и хвоинка в его рту
перемещается влево. – Свернется белок.
– Продержится до завтра?
Пол пожимает плечами.
– Если дать передышку. Возможно. Или
пристрелить. Чтоб не мучился.
Быстрая смерть – милость.
Я не смотрю на него. Смотрю на свои
руки: костяшки разбиты в кровь, пальцы подрагивают от напряжения,
правую ладонь пересекает царапина – порезался, открывая ржавую
дверь каземата. Если верить Нанне, по линиям на ладонях можно
прочесть судьбу. Эта царапина – как новая линия жизни. Странная
примета для того, кто много лет, как мертв.
– В Даре нет места милосердию, –
медленно произношу я.
– Хорошо, – кивает Пол. Он не спорит
и поворачивается, чтобы уйти. Но медлит в последний момент.
– Знаешь, – говорит он, – Я и
комендант. Мы беседовали с ним. И кое в чем человечек прав.