— А пошли пешком? Во-о-он наши дома, видишь? Минут через сорок дойдём. Я горку тут одну отличную знаю, ледяную. А?
И мы, взявшись за руки, поскачем полечкой, а мама меня ещё и кружить начнёт вокруг себя:
Я вер-то-лёт, тарам-пам-пам,
Системы новой,
В полёт готовый,
Я вертолёт — тач-тач-тач!
Так мы смеёмся, пляшем и поём, продвигаясь вперёд к заветным огням десятки. Десятка — это десятый квартал Гольяново. А есть ещё девятка, восьмёрка и семёрка, и ватаги «наших» ходят драться с «ними» район на район. Но это я потом узнаю. А пока…
А пока мы катаемся со всех ледяных горок, встречающихся по пути. Я на пузе, а мама на обледенелой картонке, тут их много ребятами брошено.
А самый шик — это я тоже всё потом уяснила, — это квадратики линолеума. Их добывают в подъездах. Слабо? В каждой двери на площадке — глазок, а за ним злой дядька или тётька. Ух ты, вон уж сколько на полу чёрных дыр с косыми пятнами клея. Это отважные счастливчики побывали уже тут до тебя. Смелей! Ну же! Они смогли. И ты сможешь. Осталось быстро подковырнуть отстающий уголок квадрата и рвануть. Хрясь! Теперь спрятать под пальто. И бежать. Нет, топать нельзя. Что ж так лифт-то еле тащится! Где он? Уф! Не поймали.
И ты со свистом летишь, хохоча и улюлюкая, дальше всех. Вот уж и ледяная дорожка кончилась, а ты на своём квадратике всё подпрыгиваешь и вертишься, как планета Сатурн, геройски прокладываешь для ребят на малышовых растрёпанных картонках продолжение горки. Надо только загнуть вверх уголок квадратика и придерживать, чтоб он не зарывался в снег, и, мчась мимо завистливых глаз хорошистов-неудачников с портфелями, слегка откинуться и держаться, как ковбой в седле, непринуждённо. Тогда — да-а…
Наше Гольяново на самом краю Москвы. Через дорогу — уже одни поля и деревни. Вот тут и стала я жить с папой и мамой, а привыкать на новом месте было ой как трудно. А что делать?
Зато улица — Уссурийская. Правда красиво? По-таёжному так.
И ура! У меня теперь есть старшая сестра!
Нет, я и раньше знала, что Дашка где-то есть, но виделись мы очень редко, потому что жила она с мамой и папой, а я у стариков. Вот я и забыла почти, какая она. А она — замечательная.
— Здорово, сеструха! Ух ты, как вымахала. — Дашка села на корточки, расстегнула мне крючок и тугую пуговицу под воротником мокрой шубы. — Проходи. Вот наша комната. Тут я сплю, а ты — тут.