Песни невозврата - страница 6

---

---

и я, видит бог, обошёлся без слуг,

слезая с коня.

Я сильно привык уже к этой стране:

крепчает броня.

Я Вас беспокою, а надо бы – не…

простите меня,

что на небо лезу с моею тоской,

а надо бы, видимо, дать Вам покой,

да как-то покоя всё нет под рукой —

простите меня.

«Вы о какой замене равноценной…»

Вы о какой замене равноценной

и о каком таком пути назад?

Слышны удары топора за сценой,

где старый мир и где вишнёвый сад.

Пока мы тут с мешками и тюками

по сцене, как в уже знакомом сне,

блуждаем, век наш грустный, истекая

слезами, мнётся где-то в стороне:

он там, в союзе с местным авиценной,

уверен, что недуг неизлечим.

Слышны удары топора за сценой —

чего же нам ещё, каких причин,

чтоб наконец собраться и убраться

(багаж проверив: плед, боа, жабо),

покуда не вошли из сада братцы —

братки – и нам не сделали бо-бо?

И – ни противоядьем,  ни вакциной…

Но хорошо хоть то, что время есть.

Слышны удары… нет, не здесь – за сценой,

не здесь, за сценой.

Всё ещё не здесь.

«Ах, дорогой калашный ряд…»

Ах, дорогой калашный ряд,

где место есть, но, говорят —

тем, у кого другое рыло.

А с этим рылом, господа,

предупреждают: не сюда, —

и, чтобы неповадно было,

калашный запирают ряд

от всех чужих… от всех подряд.

Но в этом нет большой беды:

мы помним прежние ряды

калашные – и там, в оскале,

другие рыла, бог прости,

в почёте были и в чести,

и всяких лишних не пускали,

и тоже опускали взгляд,

и тоже запирали ряд.

Но есть ещё воздушный ряд,

и есть ещё всевышний ряд:

они ничьи, они свободны!

И все, кто стал в такой, ничей,

обходятся без калачей:

аскеты, птицы, вагабонды —

их, мирозданья на краю,

апостол Пётр ждёт в раю.

«Мы просто забыли, как нас убивали…»

Мы просто забыли, как нас убивали, —

мы просто забыли, с какими словами,

мы просто забыли, с какими слезами

мы все замерзали.

Мы просто забыли, как нас увозили

из шумных гостей на бесшумной резине,

мы просто забыли, как люди в шинели

нас всех хоронили.

Мы дети, нам память отшибли незнайкой,

папановым волком, румяновым зайкой,

зелёновым геной с сакральной игрушкой —

в миру чебурашкой.

С нас нечего взять – удивляться ли нашей

тоске по заботливо нас доконавшей

эпохе распада, эпохе смятенья,

мы дети, мы тени.

Найдём в сундуке буквари и тетради,

кудрявый ребёнок с усмешкой во взгляде

проступит из серого облака пыли:

«Забыли? Забыли!»

«Виноват – или нет, виновен…»

Виноват – или нет, виновен,

Следующая страница

---

---