Я только фыркаю в ответ. Ну конечно, так и поверила. Знаю же, что тронуть не посмеет. И, развернувшись, я выхожу из столовой первая. Но когда оказываюсь в комнате, в которой меня поселили, то вдруг задаюсь одним важным вопросом.
А откуда, собственно, у меня такая уверенность, что Леднёв меня не тронет? Потому что он отцу пообещал? Но таким людям, как Камиль, нарушить обещание – все равно что в колодец плюнуть. Нет, надо себя не так дерзко вести. Может, если он увидит, что я покладистая и не пытаюсь с ним ссориться, то ему сразу скучно станет и он меня домой вернет? Наивно, конечно, так думать, но надежда умирает последней.
Единственное, в чем я уверена точно – что отсюда, из дома Камиля, нужно сбегать любой ценой. Нужно увидеться с отцом, и как можно скорее. Уверена, он придумает, как меня отсюда вызволить.
Еще раз осмотрев комнату вокруг себя, я тяжело вздыхаю. Бедлам, который я вчера учинила, просто ужасный. Надо бы найти какой-нибудь совок и веник, чтобы сгрести все осколки. А еще стоит прихватить мешок для мусора, перчатки и что-нибудь для протирки пыли. Не то чтобы здесь грязно – кроме осколков и убирать-то было нечего – но уборка всегда была моим способом привести мысли в порядок. А подумать было о чем.
Несмотря на то, что со стороны я всегда казалась всем избалованной девчонкой из богатой семьи, которая с золотой ложкой во рту родилась, я всё всегда делала сама. Сначала уборкой по дому занималась мама, она же готовила еду, а потом все эти обязанности легли на мои плечи. Как-то так сложилось, что никогда посторонние люди не нанимались ни для уборки дома, ни для какой-либо помощи. Разве что охрана за мной присматривала.
Вообще-то мне нравилось следить за домом или готовить ужин – обычно папа уезжал очень рано, еще до того, как я просыпалась, поэтому завтракала я в одиночестве. Обедали мы не дома, да и ужинала я, если честно, очень часто одна из-за того, что отец возвращался поздно. Справляться с большим домом было легко, потому что после учебы мне толком и идти было некуда. Сложно становилось лишь во время сессии, когда я вся с головой погружалась в зубрежку. Папа платил за мою учебу, и я чувствовала всегда особую ответственность за это. Сдавала зачеты и экзамены я всегда сама, никогда не оставляла хвостов и долгов по предметам. Пусть училась я и не на бюджете, но хотелось, чтобы отец гордился, когда я принесу ему диплом – мой полностью, заработанный потом, кровью и бессонными ночами, а не купленными экзаменами.