- Зябко тут у тебя, не согреешь меня,
пупсик? – пьяно спросила она и чуть не свалилась на меня всем
телом.
На мгновение я вблизи рассмотрел ее
раскрашенную харю и понял, что девахе не больше двадцати. И уже
шмара такая.
Я ненавидел шлюх, хотя сам был далеко
не праведник. Но женщина, падшая до такого состояния – это
мерзотно.
С отвращением отстранив от себя
молодую алкашку, выбрался из балкона, затем и из квартиры и бегом
пересек все лестничные пролеты. Стало тошно и дальше находиться в
этой дыре.
Куда идти? Домой? Вот дерьмооо – как
же не хочется туда возвращаться. А чего хочется? Лечь и помереть?
Возможно. Все лучше, чем эдаким гадким червем по жизни ползать.
Я не спеша направился в сторону
метро. Пивка бы еще. Вконец нажраться, чтоб мысли дебильные
отключить в голове. Ну-ка, что там у нас по бабкам… В кармане
насчитал помятые сотку и полтинник. На дешевые сигареты еще
хватит.
Добравшись до ночного ларька с пивом,
сигареты и всякой прочей лабудой, хотел уже просунуть руку с
деньгами в окошко и попросить пиво и сигареты, как глаз зацепился
за пацана мелкого, сидящего на скамейке чуть поодаль от ларька.
- Даже не думай, - шепнул себе и тут
же пошел в сторону пацана. – Чего тут сидишь? – спросил у него.
Лет ему было девять или десять, не
мастер я у мелочи такой возраст определять. Осень стоит холодная,
противная, мокрая. У пацана легкая курточка на теле, шапки и вовсе
нет – вон нос покраснелуже.
- От бати сбежал. Напился, драться
лезет.
- А мать где?
- Померла давно.
Внутри меня что-то всколыхнулось.
Горько стало.
- Некуда пойти перекантоваться?
- Батя прибьет, если утром дома не
буду.
Я подавил в себе тяжелый вздох и
желание грязно выругаться. Сам бы прибил, только не мальца, а
ублюдочного папашу его.
- Ты когда в последний раз ел?
- Да недавно, - ответил мальчишка и
хмуро уставился на свои ботинки.
«Так, ясно все…».
- На, держи. – Протянул я ему ладонь
со смятыми соткой и полтинником.
- Не надо.
Я молча запихал деньги ему в
нагрудной карман и поскорее пошел прочь, пока упрямый пацан не
вздумал с гордым видом возвращать мне эти несчастные сто пятьдесят
рублей.
Пока ехал до своей станции в метро,
непрерывно думал о том, что мы не заслуживаем такого мира – мира, в
котором десятилетнему ребенку приходится сидеть ночью на улице,
мерзнуть, голодать и думать о том, что батя прибьет, если такая
дурь взбредет ему в голову. Ну его, нахрен такой мир!