– Пройти теперь пѣшкомъ рѣшительно невозможно, продолжалъ Софьинъ, а я побуду еще здѣсь, и лошади мои успѣютъ воротиться.
– Ахъ, мусье, жеманно проговорила барыня; да мы же съ вами незнакомы.
– Моя услуга не такъ велика и не такъ обязательна, чтобъ требовала предварительнаго знакомства. Авпрочемъ…
– Поѣдемте, maman, сказала дѣвушка – и покраснѣла.
– Ахъ, какія вы странныя, мадамъ! замѣтила барыня.
– Парфенъ! крикнулъ Софьинъ: давай!
И онъ подалъ руку барынѣ, которая жеманно приняла ее и стала сходить съ ступенекъ. Дѣвица пошла за ними.
– Мы, говорила барыня, недавно изъ Петербурга, и признаться, не успѣли обзавестись экипажомъ. Все это осталось у насъ тамъ – у генерала Топорова; – это лучшій другъ нашего дома. Вы съ нимъ знакомы?
– Съ кѣмъ-съ?
– Съ генераломъ Топоровымъ.
– Съ генераломъ Топоровымъ незнакомъ.
– Такъ вы не были никогда въ Петербургѣ?
– Былъ.
– Какъ же вы не знаете генерала Топорова?
– Я знаю тамъ Топорова, но только помощника Директора, и опять не генерала.
– Андрея Демьяныча?
– Кажется, такъ. Онъ, помнится, только Статскій Совѣтникъ.
– Такъ этожь онъ и есть. Онъ ужь теперь Директоромъ?
– И генераломъ?
– М-да, скоро получитъ да я думаю и получилъ ужь.
– Гмъ.
Софьинъ помогъ барынѣ сѣсть въ коляску.
– Мы, голубчикъ, сказала барыня, обращаясь къ ПарФфену, живемъ на Абакумовской улицѣ, въ домѣ Чепыховской.
– Противъ колодезя?
– Противъ колодезя.
– Знаю-съ.
– Ты, голубчикъ, поѣзжай другой улицей, а не той, что мимо губернатора. Неловко какъ-то.
Софьинъ улыбнулся, усаживая въ это время и молоденькую дѣвушку и получивъ отъ нея институтское merci. Чему онъ улыбнулся – откровенному ли разговору жеманное барыни съ бородатымъ Парфеномъ, или этому неизбѣжно оффиціальному merci – неизвѣстно; только, проводивъ глазами экипажъ, онъ уже не пошелъ въ часовню, а сѣлъ у паперти на одну изъ ступенекъ.
– Хорошіе господа, – говорилъ сторожъ, замыкая церковныя двери, – недавно пріѣхамши, а хорошіе.
Софьинь молчалъ.
– Барыня разговорчивая такая, и о васъ распрашивала.
Софьинъ поднялъ голову и снова опустилъ ее, молча.
– Ходили часовню смотрѣть и двугривенный пожаловали.
Софьинъ началъ выводить по песку палкою какіе-то каракули.
– И барышня-то нечто себѣ. Не во гнѣвъ вашей милости, точно сестра родная вашей покойн….
Софьинъ взглянулъ на него сердито.
– То есть, продолжалъ словоохотливый сторожъ, примѣрно сказать, оно не то чтобы бровь въ бровь, а того-съ.