– А верхомъ вы ѣздите? сказалъ Жоржъ, вставая съ кресла и протягивая руку Софьину.
– Нѣтъ, душенька.
– Что-съ? вскрикнулъ Жоржъ обиженнымъ тономъ, отставивъ руку.
– Не ѣзжу, говорю.
– Это скверно!
– Жоржъ! сказала Соломонида Егоровна, качая головой.
– Вѣдь вы еще не такъ стары, продолжалъ Жоржъ, не обращая никакого вниманія на предостерегательное качаніе маменькиной головы.
– За то, душенька, и не такой ребенокъ, какъ вы.
Софьинъ откланялся дамамъ. Жоржъ провожалъ его къ дверямъ.
– А какъ васъ зовутъ?
Софьинъ остановился и съ замѣтной досадой доставъ изъ кармана визитную карточку, отдалъ ее мальчишкѣ.
– Вла… диславъ, нѣтъ, Владиміръ Перт… Петровичъ Саф…. Соф… Софьиновъ… какая страшная фамилія! читалъ Жоржъ, остановившись у дверей.
Софьинъ между тѣмъ вышелъ и почти бѣгомъ пустился съ лѣстницы.
– Теперь куда-съ? спросилъ Парфенъ.
– Хоть къ чорту, только со двора проворнѣій.
– Видно, угощеніе-то было не такъ чтобы… думалъ Парфенъ ухмыляясь.
– Вотъ звѣринецъ-то! говорилъ Софьинъ расхаживая въ своемъ кабинетѣ. Ну, знакомство же послалъ мнѣ Господь! Должно быть и домовладыка-то самъ препорядочный селезень!
– Жаль, истинно жаль! продолжалъ онъ уже съ другаго тону. Испортятъ, искалечатъ они ее!
О комъ это говорилъ Софьинъ, кого такъ жалѣлъ, авторъ рѣшительно не можетъ догадаться и предоставляетъ это болѣе опытной смѣтливости читателей и особенно читательницъ.
На другой день, часу въ десятомъ утра, когда Софьинь, благодаря халатному расположенію русской натуры, еще не выходилъ изъ своей спальни и покоясь въ просторныхъ креслахъ, допивалъ кофе, заглядывая въ промежуткахъ въ какую-то газету, вошелъ въ попыхахъ Племянничковъ.
– А я къ вамъ передовымъ, дяденька.
– Что это значитъ?
– И шуме и гуде, Небѣда къ вамъ иде.
– Что такое?
– Его высокородіе, господинъ статскій совѣтникъ, предсѣдатель… какой бишь Палаты? Онисимъ Сергеевичъ Небѣда сейчасъ соблаговолитъ осчастливить васъ своимъ посѣщеніемъ.
– Такъ рано?
– Рано? А кредиторы бестіи встаютъ еще раньше и выгоняютъ изъ дому добрыхъ людей чуть не до свѣта.
– Да вы шутите! сказалъ, поднимаясь съ кресла, Софьинъ.
– Ей-богу, не шучу! Я входилъ въ ворота, а онъ поворачивалъ въ эту улицу, я я видѣлъ вотъ этими глазами, какъ будочникъ показывалъ ему вашу квартиру.
– Никита! крякнулъ Софьинъ, проворнѣй одѣваться! Послушайте, Ѳедоръ Степанычъ, вы пойдете въ залу и покамѣстъ займете тамъ гостя.