Этот его взгляд совершенно не сулил ничего хорошего. В уголках глаз пролегли глубокие морщинки, он смотрел на меня так пронзительно, что стало не по себе, словно я была в чем-то виновата.
– И что он тебе сказал? –медленно произнесла я, словно шла по зыбкой почве и каждый шаг выверяла, взвешивая все риски.
– Катя, – голос деда стал громче, в нем появились стальные нотки и стало совсем не до шуток. Теперь-то не отвертеться, видимо, придется все же ему все рассказать. – Ты чего задумала-то? Это что за работа такая, еще и мужчины обращаются, – погрозил он мне пальцем.
– Дед, – на вдохе вымолвила я, подвинувшись к нему ближе. – Это по поводу репетиторства, наверное. Два раза в неделю, если прогуливать последние лекции, то я успевать буду заниматься с нерадивыми школьниками математикой, – попыталась его успокоить, но, кажется, мои слова деду казались полным бредом.
– Ты мне это прекрати, подработка. Твое дело учиться! – командным тоном отчеканил он, пригвоздив взором меня к дивану. – Мать бы с приступом слегла, если б видела, как ты горбатишься.
– Матери плевать, – резко выпалила я, вскочив в места, – если бы волновалась – позвонила. А сколько она это делала за год? – хмыкнула со злости, не желая говорить об этой женщине, которая, по сути, лишь подарила мне жизнь.
Дед промолчал, только звук телевизора сделал тише.
– Вот именно, что ни разу!
Я привыкла к тому, что ее никогда не было в моей жизни и не будет, оно и к лучшему.
– Кстати, если папаша решит объявиться, на порог не пускай, – решила раздать ценные указания, раз уж разговор зашел о ближайших родственниках.
– Это почему? – удивился дедуля, потирая макушку.
– В последний его визит у нас пропали две чашки из сервиза и пепельница. Скорее всего, загнал друзьям-алкашам. Потому ни-ни, – почувствовав себя хозяйкой положения, произнесла с интонацией и деловито направилась в душ.
Мерзкий день, видимо, и должен был закончиться так же погано. Подобные беседы я не любила, старалась избегать их, потому как единственное, что они вызывали у меня – раздражение.
В душе я пробыла минут пятнадцать, а потом в дверь начали так барабанить, что поняла: не выйду – вынесут вместе со стеной.
Выдохнула, завернулась в махровый халат, как в кокон, выскочила в холодный коридор и тут же уперлась носом в мужскую грудь. Мужскую? В нашем-то дружном женском серпентарии? Это было что-то новенькое, конечно!