Этих предварительных наметок достаточно; они лишь должны с самого начала предотвратить ошибку, будто бы в актах придания смысла можно всерьез различать две стороны, из которых одна придает выражению значение, а другая придает ему определенность предметной направленности.[71]
§ 14. Содержание как предмет, как осуществляющий смысл и как смысл, или значение, как таковые
Каждому выражению сущностно принадлежит соотношение извещения, значения и предмета. В каждом выражении нечто извещается, в каждом нечто получает значение и именуется или каким-либо иным образом обозначается. И когда все это называется выраженным, то возникает эквивокация. Для выражения несущественно, как мы уже выше говорили, отношение к действительно данной предметности, которая осуществляет его интенцию значения. Если же мы принимаем в расчет этот важный случай, то мы должны обратить внимание на то, что и в реализованном отношении к предмету выраженным может быть названо двоякое: с одной стороны, сам предмет и причем предмет так-то и так-то понятый (gemeint). С другой стороны, и в собственном смысле, – его идеальный коррелят в конституирующем предмет акте осуществления значения, а именно осуществляющий [интенцию значения] смысл. Там, где осуществляется значение интенции на основе соответствующего созерцания, другими словами, там, где выражение отнесено в действительном именовании к данному предмету, там предмет конституируется как «данный» в определенных актах, притом – в той мере, в какой выражение действительно соразмерно данному в созерцании – он дан нам в этих актах тем же самым образом, каким его подразумевает значение. В этом совпадающем единстве между значением и осуществлением значения – значению как сущности придания значения (Wesen des Bedeutens) соответствует коррелятивная сущность осуществления значения, и последняя есть осуществляющий или, как можно также сказать, выраженный в выражении смысл. Так, например, относительно высказывания о восприятии говорят, что оно дает выражение восприятию и даже что оно дает выражение содержанию восприятия. В высказывании о восприятии мы различаем, как и во всяком высказывании, содержание и предмет и причем таким образом, что под содержанием понимается тождественное значение, которое может верно понять тот, кто слышит [высказывание], хотя сам и не воспринимает [предмет]. Точно такое же различение мы должны сделать в отношении осуществляющих актов, т. е. в отношении восприятия и его категориальных формообразований. Благодаря этим актам подразумеваемая в значении (bedeutungsmässig) предметность выступает перед нами в созерцании такой, какой она подразумевается. Мы должны, я утверждаю, опять-таки отличать в осуществляющих актах содержание, т. е. то, что, так сказать, составляет стихию значения (das Bedeutungsmässige) в (категориально оформленном) восприятии, от воспринятого предмета. В единстве осуществления «совмещается» («deckt») осуществляющее «содержание» с интендирующим, так что в переживании единства совмещения перед нами выступает одновременно интендированный и «данный» предмет не как двойной, но только как один предмет.