К середине дня рука почти совсем прошла, и я устроилась на
подоконнике с блокнотом. Сначала линии не хотели появляться на
листе, но потом я задумалась, отвлеклась и сама не заметила, как
создала целую картину. На сей раз убийство Эстер. Рисунок был очень
похож на тот, который я нарисовала во сне, — изуродованная девушка
и тень на стене... совершенно несвойственная мне манера. Никаких
отдельных деталей, разбитого стекла, обрывков — словно иллюстрация
в книжке ужасов. Я не успела подумать, что бы это могло значить,
так как услышала за плечом:
— Я же просил никуда не лезть... но, видимо, слушаться вас в
Меррийском колледже не учат.
Я вздрогнула и обернулась. За моим плечом, совсем рядом,
прислонившись к стене, стоял черноволосый законник, сегодня одетый
в штатское, и внимательно рассматривал рисунок.
Мужчина выглядел расслабленным и вполне доброжелательным. В
рубашке с закатанными рукавами и узких штанах он вызывал симпатию.
Хотя, признаться, форма законника шла ему больше.
— Как много вы знаете о таланте менталистов? — поинтересовалась
я, решив, что если он не соизволил поздороваться, то и я могу не
соблюдать формальности. Говорить с ним не хотелось, но вряд ли его
устроит молчание.
— Не очень, если честно, — признался мужчина. — Я силовик... —
Он переместился и присел на подоконник у меня в ногах,
приготовившись слушать. Я не горела желанием продолжать наше
общение, поэтому заметила довольно грубо, втайне надеясь, что он
уйдет:
— Раз силовик, тогда все с вами ясно...
— Да? — Он выразительно поднял темные брови и чуть тише спросил:
— Не любишь силовиков?
— Не очень.
Я не считала нужным скрывать свое отношение. К тому же этот
конкретный силовик мне действительно не нравился. Он задавал
слишком много вопросов, на которые почему-то хотелось отвечать.
— А твой дружок, тот богатый мажор, он ведь тоже силовик...
— Дружок... — Я хмыкнула и невольно улыбнулась.
— Я сказал что-то смешное? — прищурился он.
— Ну... я нашла убийцу его девушки... но посадила его брата..
«Дружок»... в этом контексте совсем не звучит.
— А кто же?
Он разговаривал с легкой дружеской непринужденностью, даже
сложно было поверить, что силовик. Скорее менталист, иначе как у
него получалось вывести на откровенность меня?
— Не знаю. — Я пожала плечами, изо всех сил стараясь не сказать
слишком много. — У нас сложные отношения.