– Простите. У вас праздник, а я тут со своими переживаниями… все вам испортил… Я пойду, наверное.
– Ну вот еще! – фыркнул Борис. – Куда это ты пойдешь? Ничего, что я на «ты»? Мне кажется, разница в возрасте вполне позволяет. Сколько тебе лет?
– Двадцать пять.
– И что же с тобой приключилось такое в двадцать пять лет, что ты на Новый год остался один на один со своей бедой? Не хочешь поделиться? Я помню, помню, я обещал не лезть, но предложить-то я должен, правда?
Ленар наконец поднял голову и печально посмотрел сначала на Бориса, потом на Марго.
– Спасибо вам за участие. Я вам очень благодарен, правда. Но зачем вам мои беды, когда у вас праздник? Не хочу портить вам настроение. Я лучше все-таки пойду.
Борис перехватил взгляд Марго, красноречиво говорящий: «Не держи его, отпусти, перестань уговаривать».
– Хорошо, твоя воля, – ответил Райнер. – Тебе пирожков с собой завернуть?
Ленар отрицательно покачал головой, встал и вышел в прихожую. Он молча натянул куртку, влез в ботинки и внезапно сполз по стене, присел на корточки и разрыдался уже в голос. Его трясло, он никак не мог справиться с собой и очнулся только тогда, когда обнаружил себя сидящим на диване в окружении Бориса и Марго.
– Ну вот, – констатировал Райнер, – это называется «я ушел». Да куда тебе идти-то в таком состоянии? Ты и двух шагов не пройдешь. Давай-ка ты сейчас снова разденешься, разуешься, спокойно сядешь и все нам расскажешь. Даже если мы тебе не сможем ничем помочь, тебе все равно станет легче, хотя бы от того, что ты уже не один со своей бедой, а нас как минимум трое.
Ленар молча кивнул, отер лицо рукавом свитера и отправился в прихожую.
– Ванная направо! – крикнула ему вслед Марго. – Тапочки на полке, темно-синие.
Через несколько минут он снова появился в комнате, уже без куртки, на ногах темно-синие теплые шлепанцы без задников, волосы влажные, лицо умытое и сосредоточенное.
– Только начинай с самого начала, – предупредил Борис Леонидович. – Я, видишь ли, по профессии историк, люблю танцевать от печки, чтобы было понятно, что было раньше, а что потом.
Ленар Ахатович Габитов, двадцати пяти лет, приехал в Москву из Казани несколько месяцев назад. Живет у дальних родственников, которые в Москве осели еще в начале семидесятых годов прошлого века и имеют квартиру. Работает курьером в интернет-магазине. Его любимую девушку по имени Наташа арестовали и обвинили в том, что она убила свою младшую сестру. А Ленар точно знает, что она не убивала и убить вообще никак не могла, потому что в тот день они все время были вместе, с самого утра и до позднего вечера, когда он проводил Наташу домой, где у входа в ее квартиру на нее набросились и надели наручники. Следователь начал допрашивать Наташу, а оперативник по фамилии Шведов позвал Ленара на кухню и стал задавать ему вопросы. Ленар честно все рассказал, по минутам расписал, как они с Наташей провели день, но этот Шведов оказался страшным ксенофобом, едва увидев паспорт Ленара и прочтя его имя, сразу сморщился и заявил, что такие гастарбайтеры, как он, никакого доверия у следствия не вызывают. Ленар пытался возмущаться, убеждать, доказывать, но Шведов обозвал его «чернозадым лимитчиком» и велел заткнуться, а иначе следователь упечет молодого татарина за лжесвидетельство, потому что ему, Шведову, совершенно очевидно, что Ленар просто-напросто пытается составить ложное алиби своей сожительнице. Он так и сказал: «сожительнице», а не подруге или хотя бы любовнице. И Ленара это почему-то оскорбило даже больше, чем слова о «чернозадом лимитчике и гастарбайтере». А другие милиционеры в это время обыскивали Наташину квартиру и нашли деньги. Много денег. Эти деньги и послужили главным доказательством того, что она убила сестру.