– О, поверь, это действительно старые друзья, – усмехнулся Пьер.
– Единственное, что их беспокоит: доход и подагра.
– Что ж, почему бы нет? – Амадин пожала плечами.
– Надо было сразу тебе предложить это! – укоряюще воскликнула
Мари.
– Ну… я не был уверен, что дед приедет, – проворчал Пьер.
– Он будет на нашей свадьбе? – охнула девушка.
– Ага. Так что готовься к косым взглядам и проповедям о
расточительстве. И, да: добро пожаловать в семью! – рассмеялся
Пьер. Мари только вздохнула.
Амадин улыбнулась и встала.
– Ладно, мне пора. Надо еще зайти к Николь Эш.
– Может, придешь на наш семейный ужин? – предложил Пьер. – Как
близкий друг?
– Не могу – меня пригласили в театр.
– Кто? Когда? – оживилась Мари.
– Да так, один человек, – отмахнулась девушка. – Он приезжий. и
совсем не интересуется магическими исследованиями.
– Но интересуется тобой?
амадин покачала головой:
– Нет, он просто хороший знакомый, не более…
Это же он повторяла, двумя часами позже, пока собиралась в
театр. Визит к Николь оказался очень коротким, Амадин сообщила, что
сменила адрес проживания, выслушала сетования по поводу ханжества
хозяйки пансиона и получила уверения, что еще дюжина платьев будет
готова в ближайшее время, после чего вернулась в пансион, где Герда
уже тщательно подготовила платье для театра.
Оно тоже было необычное: из черного бархата, с глубоким вырезом
и узкой юбкой, расшитой огромными сеебряными розам. Рукава из
серого шелка и в тон им кушак с серебряной бахромой завершали
наряд. Темные кудри Герда скрепила на затылке серебряными
шпильками.
Вырез платья требовал украшений, и поколебавшись, Амадин сняла
птицу, заменив ее большим кулоном черного оникса в обрамлении
шпинели. Кулон был прислан Николь вместе с платьем.
– Герда, ты – волшебница! – покрутившись перед зеркалом, Амадин
накинула на плечи плащ из лилового шелка и поспешила выйти на
крыльцо, где ее уже ждала коляска.
путь к театру занял больше времени. чем она рассчитывала – у
площади образовалась очередь из экипажей. Кони ржали, извозчики
отчаянно переругивались, а пассажиры только недовольно морщились и
то и дело кричали, что опоздают к началу представления.Не будь на
Амадин вечерних туфель, она легко бы добралась пешком, но из-за
грязных мостовых от этой идеи пришлось отказаться.
Все-таки она опоздала. Амадин вошла в ложу, когда представление
уже началось.