Чужой голос и чужой язык, хотя говорю я сама… Голос тихий и
какой-то трусливый, лебезящий, просящий, а язык… Сложно сказать.
Английским разговорным я владела прилично: он необходим был в
путешествиях. Как звучит, например, французская, немецкая или
испанская речь, знала. Этот язык не похож по звучанию ни на один из
них. Резковатый, даже чуть гортанный.
-- Ваше величество! Это не просто вино! Я настаиваю, чтобы вы
приняли лекарство! – толстяк не собирался уступать и недовольно
хмурился.
Я прекрасно помнила, кто я такая. Я думала на русском языке. Я
помнила всю свою жизнь до момента, когда в мое тело попали прутья
арматуры. Вывод, хоть и достаточно безумный, напрашивался сам
собой: я попаданка в чужое тело. Я в чужом мире. Я совершенно не
понимаю, что здесь происходит и как. Потому нельзя выдать себя.
Хорошо уже то, что я здесь болею и, это все знают: с больной спрос
меньше.
Я просто неловко поелозила в кровати и повернулась спиной к
мужчине. Подняла руку на уровень глаз и принялась рассматривать
кисть. Очень тонкая, белокожая, слабая. Тонкие прожилки голубых
вен, сгрызенные почти до мяса ногти. Противно…
Я опускаю руку: смотреть на нее неприятно. Кровать просто
гигантская, не меньше трех метров в ширину. Вдоль изголовья ряд из
пухлых подушек. Одеяла такого же огромного размера, а белье,
кажется, шелковое. Не белое, а темно-розовое, почти красное.
-- Ваше величество, к сожалению, я буду вынужден доложить королю
о вашем непослушании, – толстяк, похоже, был очень недоволен и
отступать не собирался.
Больше всего меня в собственном теле смущал этот огромный
неуклюжий живот. У меня неоперабельная опухоль? Или же меня держат
в кровати перед хирургическим вмешательством? Хотя, если смотреть
на их одежду, вряд ли медицина здесь так уж развита. Да и крепленое
вино для больных – не лучшая идея.
Шуршание шелка за спиной и голос мадам Вербент:
-- Ваше величество, умоляю! Примите лекарство, иначе ваш муж
разгневается!
Я все еще молчу. Мне страшно поворачиваться. Страх глупый и
иррациональный – умом я это понимаю, но упорно рассматриваю вышивку
на наволочке и молчу. Мне нужно понять хоть что-то, а мозг выдает
идеи одну безумнее другой. То я размышляю, что это может быть
реакцией моего организма на наркоз, то вдруг мне кажется, что все
это просто странный и нелепый сон. Только голос этой самой мадам
Вербент продолжает привязывать меня к новой реальности: