– Дай, – говорит, – я над ними малость поработаю…
И поработал…
В тот раз Олег впервые не узнал своих стихов. Нет, вроде бы и смысл тот же и даже некоторые слова похожи. Он даже нашел одну строфу точно такую же, как у него. Но только одну!… Стихи были действительно красивые, образные и даже в чем-то мудрые. Но не его. Разве за исключением той, единственной выстраданной им строфы… Но фамилия стояла его – Олег Чистяков.
От нахлынувших чувств он тогда даже речь потерял. И только кряхтел и повторял:
– Нет, ребята, ну вы даете… – и расстроено качал стриженой головой.
После того случая у него даже поэтический зуд на время пропал. Может, впервые он ощутил разницу между стихами настоящих поэтов и графоманов. Но, тем не мене дружить с Сергеем не перестал. Даже не обиделся на него. В конце концов, откуда тому было знать, какие невероятные превращения в руках известного литератора претерпят его скромные вирши. Ну, а потом ему уж самому пришлось выручать друга, когда того поперли из редакции. Вернее, сократили. Как самого молодого. Как раз накануне назначения в газету нового редактора.
О чем ему доверительно, положив на плечо маленькую гладенькую ручку, поведал Саша Канецкий, замредактора.
– Ты, брат не расстраивайся, – почти шепотом говорил он. – Мы ж знаем, какой ты классный журналист. Одни фельетоны чего стоят… Но пойми, ты у нас всего пять лет проработал. Меньше всех. Вот по КЗОТу и попадаешь под сокращение. Но ты не сдавайся, судись… Мы на твоей стороне. Что нам, хорошие журналисты не нужны?
Но Сергей судиться не стал. Зачем? Во-первых, бессмысленно, а во-вторых, даже если бы он вдруг выиграл эту тяжбу, то как потом, скажите, здесь же оставаться работать? Ведь для нового редактора, который его раньше знать– то не знал, он так и остался бы просто сутягой. И тут никакие фельетоны не помогут…
Вот Олег тогда и нашел ему работу. Устроил начальником отдела писем в гурьевской районке «Заря коммунизма». Оказывается он и туда частенько отсылал свои выдающиеся творения. И если в «Стражухе» к его творчеству относились с некоторой настороженностью, неделями держа в редакторском столе уже правленые гранки, то в «Заре коммунизма», напротив, радовались, чуть ли не каждому его опусу. Особенно, что касалось праздничных дат, годовщин, юбилеев, а также всяческих ультра важных мероприятий, как начало посевной, сбор урожая, конкурс на лучшую доярку, свинарку, комбайнера… Короче, писать было о чем…