Ситуация для меня щекотливая. С одной стороны, не хочу быть на месте Коршунова, и буду противиться. С другой стороны, я коммунист и не вправе отказываться от любого партийного поручения, а назначение на руководящую партийную должность так и рассматривалось. Дисциплина есть дисциплина и выполнение партийного решения моя, как коммуниста, важнейшая обязанность.
Как быть? Нужен выход и такой, при котором бы сохранил лицо. Без каких-то потерь не обойтись. Согласен на все, но не на попрание моих принципов. И пойду до конца, вплоть до увольнения из редакции, если райком все-таки будет настаивать. Так для себя решил.
Счастливый случай1 мне помог выпутаться.
На редакционной планерке редактор обмолвился: прибыла, мол, комиссия из обкома КПСС и изучает деятельность школ района. Пропустил мимо ушей информацию: меня не касается; мало ли какие комиссии приедут, мне-то что с того? Как приехали, так и уедут. И забыл напрочь.
На другой день иду по коридору первого этажа райкома КПСС, поравнялся с лестничным маршем, ведущим на второй этаж, и тут слышу женский, наполненный эмоциями, крик сверху.
– Геночка, ты ли это?!
Так кричать и в стенах райкома?! Кто это может быть? Поднимаю вверх глаза. Никого не вижу, но слышу цокот женских каблучков. Из-за поворота появляется… Сияющая Людмила Белоусова (напоминаю: Людмила Григорьевна Глущенко, она же в девичестве Белоусова, на ту пору работала уже инструктором отдела школ и вузов Свердловского обкома КПСС). Чуть ли не бегом преодолевает ступени, бросается мне на грудь.
– Как рада, что вижу тебя! – Потом немного отстраняется, пытливо заглядывает мне в глаза. – Позволь, а что тут делаешь?
– Работаю…
– Где? Кем? – Торопясь спросить, она прерывает меня.
– В районной газете… Заведующий отделом писем.
– Ну, ты молодец! Поздравляю! – Она хлопает меня по плечу. – Решил пойти все же в журналистику?
Иронично ответил:
– А в других сферах меня не ждут. – Вижу, что в коридорах райкома началось странное оживление: из кабинета в кабинет зашмыгали инструкторы, бросая удивленные, смешанные со страхом, взгляды на нас.
Людмилу, вижу, ничто не смущает. Громко хохочет, прижимается ко мне и говорит:
– Ну, ты, брат, по-прежнему, в своем репертуаре… Не меняешься… Продолжаешь иронизировать.
– А ты? Изменилась, что ли? Ничуть не убавилось юношеского задора и… эмоций столько, что на десятерых хватит.