– С малинкой попробуй. Лесная. – Она подлила ему чаю и продолжала вспоминать. Добрая была Лиза. Всякую животину любила. Собак в дом тащила, кошек, птенцов выхаживала. И немца раненого пожалела. Маша, мать её, к тому времени умерла. Хворая вернулась из Сибири, застудила внутренности.
– Мать любила немца, или он изнасиловал её? Как у них было, вспомните. – Сева с трудом остановил словоохотливую старушку.
– Нам, бабам, откроется разе… Год целый, может чуток меньше, хворый немец квартировал. Фрицы на мотоцикле каждый божий день приезжали. Продукты привозили, видать шишка был. Лиза потом полдеревни одаривала сладостями. Не жадничала.
Заметив, что Сева ничего не ест, чай стоит почти не тронутый, замолчала.
– Пирогов не попробовал, чаю не попил со старухой.
– Вы не беспокойтесь, все попробую. Скажите, мать он силой взял?
– Ой, паря! Задаешь вопросы! Лизка огонь – девка была. Столько времени без мужика, какой бабе не хочется? Согрешила. Ходила к бабке Насте избавиться от дитя, да видно ужо поздно.
– Уверены, постоялец не изнасиловал её?
– Пристал, словно уполномоченный из райфо. Она мне докладывала? – вспыхнула бабуся, недовольная, что Сева все время перебивает. – Фриц хоть и немец, тоже мужик.
– Вы её оправдываете?
– Не мне судить. Поживешь с моё, поймешь… Крыжовничка попробуй, я чаю горячего налью. – Она вылила из его чашки и нацедила горячего. – Помянуть бы Лизу по-хорошему, по-христиански. Сбегаю, к соседям за бражкой?
– Спасибо, Мария Ивановна, я ухожу. Спасибо за чай и воспоминания. Не успокоили меня. Не сказали главного, любовь у неё с немцем была, или он изнасиловал?
– Хошь и любовь, что ворошить старое? Должен пожалеть мать.
– За любовь с фашистом, когда муж на фронте?
– С одной Лизкой, думаешь, такое? Другие скрывали стыд, избавлялись от немецкого наследства, а она пузо выставит и ходит по деревне.
Вместе вышли на крыльцо, попрощались, и тут старушка вдруг выдала:
– Чуть не забыла, после войны, много лет спустя, прошел по деревне слух, будто Лиза письмо получила из Неметчины. От того раненого немца. Правда, или болтали, теперь никто не скажет.
От Марии Ивановны Сева направился к Ереминым. Бригада строителей заканчивала разбирать бесхозный дом матери. На поминках он подписал бумагу с отказом от прав на дом. Мужики перетаскивали еще крепкие бревна, пилили, готовились переложить дом, который перешел в колхозную собственность.