В где-то через день на всех подъездах появились объявления, в которых предписывалось всем жильцам дома №34 сдать по пять гривен на нового дворника. Через день появился и он – с сизым носом, в чёрной футболке и в серых испачканных штанах.
Пенсионер с четвёртого этажа пошёл к управдому. Как так? Баба Шура, оказывается, всё убирала и чистила бесплатно не один десяток лет? А мы и не знали! И сама-то она где?
– Захворала, – ответила толстая управдомша и развела руками, – слегла. Говорит, не может больше убирать.
– А кто же ей оплачивал работу? – пенсионер продолжал терроризировать толстую тётку в гороховом платье.
– Да никто, дядя Федя, никто! Она живёт на свою пенсию. Детей нет у неё. И за работу не хотела брать, уж сколько я её просила.
– Как так? Дурная она, что ли? – дед Федор недоумённо пожал плечами.
– Метла и её тележка давали ей силы жить. Вот потому и мела она каждое утро. Тем и жила старуха, понимаешь, дядь Федя? Полезной хотела быть… – женщина тяжело вздохнула и отвернулось к окну. – Не протянет она долго без метлы, не протянет… – со слезой в голосе прошептало гороховое платье и открыло окно…
И вдруг они оба с недоумением и удивлением посмотрели друг на друга. С улицы доносилось ритмичное почиркивание метлы и тихий монотонный голос, не терпящий возражений. Баба Шура стояла у дороги и бурчала на окурки, валявшиеся на клумбе с тюльпанами.
– Стоило мне неделю похворать, и ты посмотри, что понаделали… – и снова весь дом услышал неспешное и уверенное чирканье метлы по асфальту.
Всё становилось на свои места. Дом оживал, жильцы с облегчением вздыхали.
Баба Шура на работе!
– Да чтоб я да ещё раз ступила на ваш порог!.. Не бывать этому никогда! – молодая невестка изо всех сил хлопнула дверью.
Спустившись с крыльца, чернобровая развернулась, погрозила в окно кулаком. Из окна молча выглядывала пепельная голова сухой старухи.
– Тьфу вам! – горячая невестка в порыве злости не сдерживала эмоций. Долго держала в себе. Прорвало. Сегодня кувшин терпения наполнился до краев и эмоции выплеснулись. Прямо на голову свекрухи.
Перебежав дорогу, Анна убавила шаг и уже не спеша зашла в свою калитку. Закрыв её на щеколду, направилась в просторный дом, стоящий на той же улице, что и маленькая хата свекрухи. Взволнованная, она вновь и вновь прокручивала в голове разговор со старой матерью мужа, как эта капризная, недоверчивая и озлоблённая карга с узкими глазками обвиняла её во всех смертных и бессмертных грехах.