Кёльнские каникулы. Вернуться в Кёльн и не умереть - страница 2

Шрифт
Интервал


«Почему я не чувствую своего тела, существует ли оно вообще? А что, если я умер? Но почему? Ведь я сравнительно молод, ничто, вроде бы, не угрожало моей жизни» – выстраивались вопросы, на которые не было ответов.

«А что было в моей жизни? Я помню 30 лет своей жизни, значит, мне сейчас столько лет? Кажется – нет! Вот где загадка! Надо вспомнить всю мою жизнь по годам! И тогда…» – Вели накрывала теплая волна забытья, он засыпал, перемешивая в котле психики явь, сон и бред…

Потом просыпался, мысленно сбрасывая с себя липкую паутину сна, спонтанно чередуя уровни включенности. Большинство мыслей было лишено связности. Вот проплыла одинокая мысль: «Надо вспомнить всю мою жизнь по годам» – что бы она могла значить? «Может, «если надо вспомнить», значит, я что-то забыл. Но я помню вполне четко, ограненный непроницаемыми краями беспамятства, период моей жизни. Помню очень хорошо – кем были в ней мои мама и отец. Я учился в МГУ, закончил психологический факультет, стал ученым… Нет, не стал, я учился в высшей школе КГБ! И что потом? Я стал разведчиком, шпионом? А вот Наталья, Отари – кто они? Мои бывшие сокурсники по «школе». Где они сейчас? Виделись ли мы, после завершения «школы»?

В памяти всплывали имена, но не лица. «Если ясно представить сокрытые беспамятством лица – восстановится последовательность реальных событий, и я смогу снять с сознания оковы бреда, обрету способность двигаться. Но как лучше распознать лица – в темноте или при ярком свете? Вот и ответ» – в сознании Вели, раздвигая мглу кромешной тьмы, стали постепенно проявляться дорогие ему лица… Они возникали сначала в легкой дымке, потом становились резче и четче, захватывая почти все интуитивно зримое пространство. Дымка рассеялась, и живые лица друзей включили свет ослепительных улыбок, слепящих внутренний взор.

Вели попытался, как много раз до этого момента, открыть глаза, и впервые это ему удалось. Он повел взглядом открывшегося зрения по помещению, насколько это позволяла, казалось, прикованная железными обручами голова. В ближайшем, лежащем напротив него человеке он узнал Отари, и тут же память его озарилась ослепительной вспышкой света…

«Павлов, взрыв прямо сейчас, немедленно уходите из автобуса» – отчетливо всплыла в сознании тревожная фраза. Память его прояснилась до предела. Он вспомнил все одновременно – более или менее значимые события своей жизни, любимых женщин, злосчастный день в Берне, завершившийся столь трагично, свою последнюю мысль перед потерей сознания – «Увидеть Берн и не умереть».