– Нет, спасибо, – сказал он. – Я, пожалуй, воздержусь…
– Ну, и правильно, – она вернула паспорт и сдачу с пятитысячной купюры. – Говорят, есть на ночь – вредно. Плохие сны снятся.
Кругло вяло махнул рукой. Он так устал, что кошмары его не заботили ничуть. Хозяйка поднялась со стула и откинула часть стойки над дверцей, приглашая его пройти.
– Пожалуйста.
Он подхватил сумки.
– Сюда.
Женщина пошла впереди. Талия у неё оказалась очень тонкой, а вот задница и бёдра – под стать груди и плечам. Низкий пояс джинсы позволял рассмотреть цвет нижнего белья. Модно. Широкие бёдра покачивались, ягодицы упруго подрагивали, словно их обладательница только что соскочила с барельефа храмового комплекса в Каджурахо, растеряв по дороге бусы и браслеты. Какие джинсы? Ей бы сари: «Джими, Джими, ача…»
Круглов отвёл взгляд.
К счастью, коридор оказался коротким. Тупичок, обклеенный виниловыми обоями грязно-песочного цвета, и три двери.
– Вот, – сказала женщина, повозившись с ключами. – Ваш номер. Тринадцатый. Вы в приметы верите?
Она хихикнула.
– Нет, – сказал Круглов. Игривый тон хозяйки раздражал. Он поскорее хотел остаться один.
– Прекрасно! – она распахнула дверь в короткий тамбур. Против входной двери была ещё одна, точно такая же. – Это санузел.
Она протиснулась вперёд, бесстыдно касаясь его плеча полной грудью, и повернула налево. Загорелся свет.
– Располагайтесь. Будьте, как дома. Отдыхайте…
– Спасибо, – буркнул Круглов.
Кажется, она что-то почувствовала, и без дальнейших разговоров выпорхнула из номера. Инженер выдохнул и опустил сумки на пол.
Ох! Хорошо!
Первым делом он снял ботинки. Освобождённые ступни отозвались ломотой. Пуховик Круглов пристроил на вешалке у двери, спрятав шарф в рукаве, который высовывался наружу красно-чёрным мохеровым языком. На подгибающихся ногах дошёл до кровати и плюхнулся навзничь поверх покрывала. Он лежал так минут пятнадцать, прислушиваясь к тонкому вибрирующему звону в измученном теле: ноющим предплечьям; икрам, налитым молочной кислотой под завязку; пояснице, в которой медленно растворялись мышечные зажимы, словно кусок сахара в тёплом чае.
Жаркий воздух обволакивал, навевая дрёму. В комнате пахло чистотой и свежей постелью. Обалдеть! И тихо. До чего тихо… Он отключился.
Во сне тяжко ворочалось и ритмично грохотало, рядом, словно он стоял на нулевой отметке котельного цеха у барабанной мельницы, в полной темноте, а над головой свистело и билось в топке яростное гудящее пламя…