– Куда? – спросила Марианна.
Когда она поняла, что Вилл ведет ее обратно в собор, силы, которые были уже на пределе, оставили ее. Она попыталась вырвать руку, а потерпев поражение, стала упираться так, что Виллу пришлось втащить ее внутрь. Оказавшись в соборе среди людей, которые тут же забыли о новобрачных и принялись поедать ее глазами и опять шептаться за ее спиной, Марианна придала лицу выражение высокомерного спокойствия и пошла рядом с Виллом твердым, уверенным шагом. Они остановились в нескольких шагах от епископа и лорда Шервуда, который убрал Элбион в ножны.
– Ну, милорд епископ? – тихо, с нажимом произнес Робин, не сводя с епископа жесткого взгляда.
Тот переступил с ноги на ногу и, упорно продолжая смотреть мимо Марианны, с трудом выдавил из себя:
– Леди Марианна, я приношу вам свои извинения.
Его слова были едва слышны, и Робин рассмеялся резким злым смехом:
– Не так тихо, милорд! Твои обличения гремели на весь собор, и сам ты был куда более красноречив, чем сейчас! Повторяй за мной так громко, как только можешь, и молись, чтобы голос тебя не подвел!
Епископ, то бледнея, то заливаясь пунцовой краской от одолевавшей его бессильной ярости, стал повторять слова, которые ему подсказывал Робин, и голос епископа снова заполнил собор:
– Я, епископ Гесберт Герефордский, приношу извинения благородной леди Марианне Невилл и объявляю во всеуслышание, что почитаю ее достойной дочерью нашей матери церкви, безмерно восхищаюсь ее добродетелями, с легким сердцем прощаю ей появление в соборе в мужской одежде. Сам я обязуюсь денно и нощно молить Бога о том, чтобы он простил зло, причиненное моим родичем леди Марианне и ее покойному отцу!
Речь епископа была встречена рукоплесканиями и одобрительными криками. Многие, кто стоял поодаль от епископа, лорда Шервуда и Марианны и потому не видел их лиц, сочли, что епископ говорил от чистого сердца. Среди людей в соборе много было и тех, кто жил во владениях рода Невиллов. Они помнили и любили отца Марианны и ее саму, и им было все равно, искренно говорит епископ или нет. Главное, что он говорит об их госпоже добрые слова и кается в нанесенном ей оскорблении.
– А теперь, чтобы ваше примирение выглядело полным, протяни леди Марианне свой перстень для поцелуя, – сказал Робин, когда епископ замолчал, и посмотрел на Марианну: – Моя леди, я понимаю, как тебе противно целовать его руку, но прошу тебя сделать это ради своей и моей чести.