Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, что именно он от меня хочет.
– Какие запахи ты осознаешь! Что касается твоего тела! Быстрее! Не раздумывай! Осознавай!
Ветер шевелит занавеску у балконной двери, несет мягкий аромат Сиамского залива… орет внизу, на пляже, тайская торговка… майка неприятно липнет к спине… во рту послевкусие от пончиков, съеденных на лодке… мысли о том, что ваза, разбитая братом Поном, стоила бешеных денег…
Ничего себе срез! Вот уж точно, ничем я от друзей не отличаюсь.
Накатила печаль, и ее я тоже осознал, но фиксироваться на ней не стал, и она быстро растворилась без следа.
– Вот так, хорошо, – сказал брат Пон, усаживаясь на диван. – А то ты сладко спал. Погрузился в дрему обычной жизни, и кого волнует, что в ней присутствовали всякие медитации и мысли об освобождении… Теперь я буду встряхивать тебя регулярно, и если для этого понадобится разбивать или ломать что-то, то я буду это делать.
Я вздохнул: в том, что монах способен на подобное, сомнений не было.
– Почему, когда я рядом с вами, из меня постоянно лезет что-то не очень приятное? – спросил я. – Только вчера я думал, что забыл о таких вещах, как злость и раздражение, и вот здравствуйте…
Брат Пон заухмылялся и ответил:
– Сорняки должны вырасти, чтобы их можно было выдернуть. Как же иначе? Вспомни обезьяну, что каталась на спине Просветленного и лупила его палкой, когда он воплотился в образе буйвола… Ведь он мог растоптать ее копытами или поднять на рога, но он терпел, даже когда она швыряла комьями тины ему в глаза или мешала пастись, дергая за хвост. А все потому, что она не давала ему «задремать» и позволяла отследить малейшие движения аффектов в сознании, хотя там от них были всего лишь следы… Удивленному лесному духу, что спросил Просветленного о причинах его смирения, тот ответил: «Ведет себя он так, словно старается мои грехи очистить. И если кротость я не проявлю, то кто же, как не я, окажется неблагодарным?»
После краткой паузы он добавил:
– Если рядом с наставником ты ощущаешь только благость и счастье, то либо ты уже достиг окончательного бодхи-освобождения, либо с этим наставником что-то не совсем правильно.
– С наставником, который меня ничему не учил и учить не собирается? – уточнил я полушутливо.
– Совершенно верно! – монах важно кивнул. – Только так и можно научить. Отправляйся теперь за веником и совком, а то еще порежешься…