— Сорок пятьсот, Михель! Сорок
пятьсот! Не забывай про мою комиссию! — ответил Роб, и пробурчал
себе под нос. — Боже правый, какой, оказывается, мудак работает у
меня юристом! Уволю гада!
2047 год. Реальный мир. г.
Финстервальде. Четыре дня до релокации.
Анна Кляйн вышла из подъезда, как
обычно, в половине восьмого утра. Горе, которое на нее свалилось,
она могла утопить только в работе. Она не спала всю ночь, вспоминая
сбивчивый рассказ Марты. Господи! Неужели, все это возможно? А если
это так, то никакой ее Мишенька не преступник. Он герой, настоящий
герой! Только эта мысль и держала ее на ногах, только эта мысль
придавала смысл остатку ее жизни. Да, именно остатку. Она не станет
просить отсрочку, она не станет клянчить лекарства в
благотворительных фондах. Ей больше нечего делать в этом мире, и
она уйдет вслед за сыном. Уйдет, как бы страшно и противно ей это
не было. Она найдет его и там. Найдет, во что бы то ни стало!
Именно с этой мыслью Анна Кляйн вышла из подъезда, перед которым ее
поджидала угрюмая толпа.
— Вот она! — ткнула в нее пальцем
худая растрепанная баба.
— Берта? — растерялась Анна. — Зачем
ты здесь? Зачем пришли все эти люди? Чего ты хочешь?
— Чего я хочу? — завизжала Берта. —
Я жить хочу! Жить, понимаешь! Вот мой Фридрих это понимает. Он на
все пошел ради меня! А теперь все напрасно! И все из-за твоего
проклятого сыночка! Где мне теперь взять денег на лекарства? Где?
Может, ты мне их дашь?
— Успокойся, Берта! — побледнела
Анна, отступив назад. — Мой Михель — хороший мальчик! Ты же знаешь
его с детства. Да он убил тех людей, но это были очень плохие
люди.
— Плохие, хорошие! Какая теперь
разница? — заорал незнакомый Анне парень, который держал на руках
ребенка. — Мы сделали операцию нашему малышу, а где теперь взять
денег на реабилитацию? Где? Отвечай, сука!
— Как теперь нам жить? — заорал
кто-то рядом. — Я не хочу жить на пособие!
Обвинения посыпались со всех сторон,
а толпа заводила сама себя, грозя вот-вот превратиться в дикого
зверя, лишенного разума. Анна нутром почуяла ту тонкую грань, что
отделяет этих людей от первого шага. Если этот шаг сделает хоть
кто-то из них, ее просто разорвут. В толпе стояли люди, которых она
знала много лет. Люди, которые жили бок о бок с ней. Люди, которые
растягивали губы в фальшивой резиновой улыбке, когда встречали ее
на улице. Ведь она учила их детей. Анна прорвалась через толпу,
которая зло заурчала, но бить и рвать сегодня еще была не готова.
Ее пропустили, ограничившись пока одними лишь оскорблениями.