– Действительно, будет очень жаль, если не станет этого парка, – проговорил Сергей Сергеевич напоследок. – Ведь вы совершенно правы, без этого парка наш город лишится своего лица!
– А что, это имение действительно называлось Державино? – спросила Надежда Николаевна, вспомнив слова водителя, который привез ее с вокзала в пансионат. – Оно каким-то образом связано с Гаврилой Романовичем Державиным?
– Ну, в каком-то смысле связано, – улыбнулся ее собеседник. – В начале девятнадцатого века имение принадлежало Петру Степановичу Державину, внучатому племяннику поэта. Существует предание, что знаменитый дядя несколько раз приезжал сюда, гостил подолгу и что именно в этом парке он написал свое знаменитое стихотворение «Приглашение к обеду». Там есть такие слова:
…стерлядь золотая,
Каймак и борщ уже стоят;
В графинах вина, пунш, блистая
То льдом, то искрами, манят…
По этим стихам мы видим, что племянник принимал дядю с традиционным русским гостеприимством…
– Так только ради этого стоит сохранить парк и имение! – воскликнула Надежда Николаевна.
– Я-то с вами согласен, – вздохнул Сергей Сергеевич. – Но сами знаете, когда в деле замешаны большие деньги, все остальные соображения отходят не то что на второй – на десятый план… Маркиз, брось сейчас же эту гадость! Что я тебе сказал!
Последние слова Сергея Сергеевича относились, разумеется, к спаниелю, который откопал в опавших листьях дохлую крысу и умчался с ней в кусты. Хозяин бросился за ним следом, на прощание махнув рукой Надежде Николаевне. Она проводила его взглядом и отправилась домой… то есть в пансионат.
Ей было грустно – жаль парка, этих деревьев, которые помнили Гаврилу Романовича Державина, жаль всей атмосферы тихого запустения. С другой стороны, скоростная магистраль – это прогресс, сонный город встряхнется и обновится.
И все равно жаль парка…
Возвращаясь в пансионат, Надежда проходила мимо той самой аптеки, где ей накануне нахамили. На тротуаре перед аптекой стояли несколько человек, среди которых Надежда Николаевна узнала вчерашнюю хамоватую девицу-фармацевта. Она была заплакана и визгливым, истеричным голосом оправдывалась перед красной от злости теткой средних лет, по всей видимости, хозяйкой аптеки.
– А я что, Марьсергевна? Я разве что могу? Что мне, гоняться за ними? Я не могу свое место покидать! Я не охранник! На мне материальные ценности!