Наконец, седьмой приём, самый общий: сперва изучать само явление, а не мнения о нем (подробнее см. [4-11, с. 13]). Выявив его ядро, надо самому выявить спектр (или: строить реконструкцию) так, словно явление никем еще не описано. В основе понимания тут лежит акт удивления. (Это сходно с методом остраянения (отстранения), каковой предложил сто лет назад литературовед Виктор Шкловский.) Обычно пишущим чуждо удивление, потому им проще повторять старое. Но разве не удивительно, что Челюскина, героя, до конца службы зажимали? За что именно?
* * *
То, что нам откроется, будет весьма далёко от общепринятого. Порой окажется, что полярники боролись не столько со льдами и бурями, сколько друг с другом. Если, опуская это, историки Арктики полагают, что так легче раскрыть героизм полярников, они ошибаются. Не различая своих героев (вольного первопроходца, приказчика, атамана, простого казака или стрельца, беглого разбойника, строевого офицера и пр.), не вникая в их мораль, в их цели, средства и нужды, нет возможности всерьёз описать их подвиги. Точнее, никто ещё не сумел.
Полагаю, мне удалось хотя бы отчасти показать, что те жестокие и нелепые условия, в которые эпоха и власть ставили героев книги, делают их подвиги ещё удивительнее, чем принято считать. Можно ли оправдать их преступления (разумеется, с позиции тогдашних законов и морали) – отдельный вопрос. И даже если он не имеет решения, это не основание скрывать сами факты. Так, упорное замалчивание враждебной (и порою мятежной) обстановки в ВСЭ напрочь закрывает путь к пониманию того, почему географы отказались принять факт открытия Челюскина.
К сожалению, историки Арктики обычно полагают самым важным то, чем сами обладают. Одни – знание литературы, другие – архивов, третьи – устной традиции, четвёртые – вещественных находок, пятые – умение читать старинные рукописи, шестые – опыт собственных плаваний.
Всё это важно, но не даёт еще, даже всё вместе, подняться выше перечисления свидетельств (принимаемых за факты), то есть выше познавательного уровня средневековых хронистов. Их, однако, не принято называть историками. Историческая наука сделала, особенно за последние 150 лет, огромный прорыв в части методов анализа свидетельств и реконструкции явлений прошлого.
Увы, большинство полярников, в том числе учёных – отнюдь не историки в своей основе (исключения типа ЛР редки). Припомним хотя бы печальный опыт Карла Бэра и Фёдора Литке. Эти блестящие учёные, отлично работавшие в Арктике сами, положили, однако, свой опыт и авторитет на борьбу с её освоением