Очень личная книга - страница 16

Шрифт
Интервал


И становились понятными её жизнелюбие, оптимизм и склонность к шуткам.

– Валерко, – спрашивала она меня между делами. – А ты когда вырастешь, кем будешь-то?

– Моряком, бабушка, – отвечал я с гордостью.

– Ну как же, – говорила она тихо, как бы под нос себе, повторяя слово «моряк», и добавляла неспешно, – ясно дело – моряк, портки горят, задница пышет, а он ничего не слышит.

После этого она негромко, но заразительно смеялась, и я не обижался на такие присказки, потому что знал, что она со мной шутит.

Или вдруг, услышав под окном свист с улицы, она заявляла мне:

– Иди, Валерко. Чай, вон твои дружки пришли. Иди скорей, а то они уж, наверное, весь забор обоссали.

Я часто придумывал разные неправдоподобные истории, фантазировал не в меру, и, как уже вспоминал, бабушка в таких случаях говорила:

– Ну, Валерка, из тебя, как из кобыльей башки прёт.

Иногда (очень редко) в её репликах встречались слова из народной лексики (как её теперь называют), но так как всё ею произносимое было сказано добрым и даже ласковым тоном, то и эти вкрапления «некультурных» слов не вылетали из уст бабушки грубыми или пошлыми. Всё было окрашено в добротный шутливый тон. Так, чтобы ярче отчитать кого-то за лень, она говорила:

– Ну, знамо дело, всё бы себе жизнь облегчить. Чем срать, жопу драть, лучше сраного набрать.

Если кто-то забавлялся пустяками в то время, когда надо было заняться серьезным делом, она призывала:

– Ну, будя дурака-то валять. Поиграл говном, да и за щеку.

Жизнь заставляла её поторапливаться в делах, успевать всё делать вовремя, при этом она никогда не выказывала внешней торопливости, суетливости, не была задерганной или загнанной обстоятельствами в угол. Просто надо было успевать все главные дела к сроку, не разбрасываться на мелочи, не отвлекаться на пустяки. Дела вроде бы делались неспешно, но промежутков между занятиями не было, и всё получалось споро и ладно.

– Срать да родить – нельзя погодить, – приговаривала она, когда кто-то предлагал ей отвлечься от дел, присесть отдохнуть, сделать перерыв в занятиях или поговорить о чем-то несущественном дольше, чем позволял распорядок дня. Она была в высшей степени разумно организованным существом.

Будучи человеком земным, не склонным предаваться пустым мечтаниям и гаданиям о том, как могли бы сложиться обстоятельства при ином раскладе, она возражала таким «горе-теоретикам»: