"Наконец-то не придётся ходить с довольной миной, стараясь не вызывать подозрений!" – подумал он про себя, как вдруг кто-то одёрнул его за рукав пальто сзади.
– Извините, сэр, не могли бы Вы подсказать, как пройти…
Девушка лет двадцати пяти оживлённо начала разворачивать помятый листочек с адресом. Она слегка прищурилась, стараясь понять, что же было нацарапано на несчастном клочке бумаги почерком, который обычно называют докторским.
– Пройти на улицу Люп-Люп-Люпс…
– Вы имеете в виду улицу Люпсинг?
Девушка отчаянно пожала плечами и протянула листок Билли.
– Люпсиг 23. – Чётко прочёл он. – О, это здесь неподалёку. Вам нужно пройти мимо вон того цветочного магазина и свернуть направо, когда увидите стоматологию. А после сразу будет ваш 23 дом.
– Большое спасибо!
– Обращайтесь, – с долей иронии ответил он.
Они оба понимали, что это прозвучало слишком нелепо, поскольку она была обыкновенной туристской или же приезжей, которая ещё не совсем до конца выучила все улицы с чудаковатыми названиями, а он просто знал каждую улочку, как свои пять пальцев. Должен же он хоть чем-то заниматься, пока находится здесь. Каждый день он отправлялся на небольшую прогулку, которая включала в себя тщательное изучение улиц, фиксацию важных данных об изменении города за последние несколько веков в блокнот, который остался от прежних хозяев его дома и, разумеется, поиск подсказок по возвращению обратно в 1713.
– Если повстречаю Вас снова, то обязательно обращусь!
Она взглянула на наручные часы, после чего радостно развернулась на пятках и зашагала в указанном направлении. Билли продолжил свой путь к дому. Он просто застрял в этом веке. Просто застрял.
По пришествию домой, он скинул с себя старое пальто и шляпу и прошёл вглубь дома, даже не разуваясь. Смерив широкими шагами большую гостевую комнату, Билли вальяжно прошёл на кухню, с долей злости кинул на стол большую книгу в старом толстом переплёте и плюхнулся на стул. Он отчаянно верил в то, что когда-нибудь эта старая развалюха сможет вернуть его обратно, точно так же, как и привела сюда. Раскрыв книгу ровно посередине, его взгляд скользнул по ужасно корявым буквам. Хотя, в данной ситуации, был грех жаловаться на какой-то там почерк, ведь ему никогда не составляло труда разобрать даже самые ужасные каракули. Было в нём что-то от истинного каллиграфа.