Потом я отправился обратно через весь город с тяжелым свертком под мышкой. В конце Гран-Виа слышалась артиллерийская стрельба, и я зашел в бар Чикоте переждать ее. В баре было шумно и многолюдно, я сел за маленький угловой столик напротив окна, заваленного мешками с песком, положил сверток с мясом рядом на скамейку и заказал джин с тоником. Как раз на той неделе мы обнаружили, что у них еще остался тоник. С тех пор как началась война, его никто не заказывал, и стоил он столько же, сколько до мятежа. Вечерние газеты еще не вышли, поэтому я купил у старушки-газетчицы три партийные брошюрки. Каждая стоила десять сентаво, я дал песету и оставил сдачу ей. Она произнесла, что Бог благословит меня. В этом я не был уверен, но принялся читать брошюры, потягивая джин с тоником.
Официант, которого я знал по прежним временам, подошел к моему столику и кое-что сообщил мне.
– Нет, – ответил я. – Не может быть.
– Это точно, – подтвердил он и повел головой и подносом в одном и том же направлении. – Только не оборачивайтесь. Он там.
– Меня это не касается, – отрезал я.
– Меня тоже.
Он отошел, а я купил вечерние газеты, которые принесла другая старушка, и принялся их читать. Относительно того человека, на которого указал мне официант, никаких сомнений не было. Мы оба слишком хорошо знали его. И единственное, что мне пришло в голову: какой дурак! Самый настоящий дурак.
В этот момент к моему столу подсел один греческий товарищ. Он командовал ротой в Пятнадцатой бригаде, и во время бомбежки с воздуха его четверых людей убило, а его завалило; откопав, его направили в госпиталь на обследование, а потом то ли в санаторий, то ли что-то в этом роде.
– Ну, как вы, Джон? – спросил я его. – Угощайтесь.
– Как у вас называть этот напиток, мистер Эммандс?
– Джин с тоником.
– И что это за тоник?
– Хинный. Попробуйте.
– Знаете, я вообще-то почти не пью, но, кажется, хина – хорошо от лихорадки. Глотну немного.
– Что говорят врачи, Джон?
– Мне не нужны врачи. Я в порядке. Только в голове все время шумит.
– Вы все же должны сходить к врачу, Джон.
– Да я ходил. Но он не понимает. Говорит, у меня нет направления.
– Я позвоню и поговорю с ними, – произнес я. – Я там кое-кого знаю. Ваш врач немец?
– Да, он немец, – подтвердил Джон. – Хорошо английский не говорит.
Тут снова подошел официант. Это был пожилой, совершенно лысый человек со старомодными манерами, которых даже война не смогла изменить. Он был весьма озабочен.