Завела мотор и поехала домой, внимательно
следя за дорогой. Коттедж встретил
тишиной и прохладой. Я, как посторонний
наблюдатель, прошлась по комнатам,
огляделась. Везде видна моя рука, мои
старания сделать дом уютным и теплым.
Я выбирала разноцветные подушечки на
диван, постеры на стены, шторы на окна,
расставляла милые семейные фото в
рамках, для кухни заказала по каталогу
полотенца и разные мелкие штучки одного
цвета. Утром сварила суп из курицы, вон
он остывает на плите. Теперь все это не
мое, чужое. Здесь будет хозяйничать
другая женщина, она все переделает
по-своему.
Скорее, скорее, вон отсюда! Пусть Сабина
занимает мое место!
Наша спальня. Огромная кровать, где
мы провели столько страстных ночей, а
утром к нам приходила тихая нежность.
На покрывале валялась белая футболка
Макара. Схватила ее, принюхалась и горе
опять схватило за горло. Как я любила
его запах! Прижималась к сильному телу
и обнюхивала, как кошка. Отнесла майку
в корзину для стирки, и ночи, и утра - все
это уже позади, не зачем мучить себя
бесполезными воспоминаниями.
Распахнула дверцы шкафа и стала собрать
большой чемодан. Сколько же у меня
платьев! Макар настаивал, чтобы его
любимая Карамелька носила красивые
платья до пола и с глубоким вырезом на
груди. Муж называл меня Карамелькой
из-за девичьей фамилии – Сладкова.
– Карамелька, моя сладкая девочка! –
Слышала я каждый день, даже когда я взяла
его фамилию и стала Ветровой.
Теперь он будет дарить наряды Сабине.
Роскошной Сабине, брюнетке с зелеными
кошачьими глазами. Какое прозвище он
придумает для нее? Сабочка-кошечка?
Оборвала себя, не мое дело, пусть называет
как хочет.
Сабина красавица, а я обычная девчонка.
И папа у меня не ресторатор.
«Голодранка!» - так называла меня
Элеонора Александровна.
А голодранке брендовые платья ни к
чему, пусть голодранка ходит в мешке
из-под картошки.
Вспомнила, как муж говорил мне: «Ты
хороша даже в обычных джинсах. А в
шикарном платье - просто звезда Голливуда!»
А я радовалась, что нравлюсь ему, плавилась
в его руках, ласкалась и мурлыкала. Но
меня скинули с красной дорожки. Голодранке
на ней нет места.
Пусть Сабина звездит, уступаю ей эту
роль. Боль безжалостно грызла сердце,
гнев сжимал горло, но я проталкивала
воздух в легкие, помня о том, что ребенку
надо дышать.