Я, действительно, готова была сползти по стеночке от переживаний. Но окрик отца подействовал, как всегда: от стены отлипла, выпрямилась, на кухню пошла чинным и ровным шагом.
- Жив этот хрен с горы. - Отец категорически не хотел называть Глеба по имени. Наверное, в душе и матом обкладывал, но вслух не выражался. - И жить будет дальше.
Я подливала отцу чай, подкладывала новые бутерброды, делала вид, что сама что-то ем. Но не переставала сверлить его взглядом в надежде, что он хоть что-нибудь еще мне расскажет.
- Я же сказал, Настасья, не переживай. Разобрались мы. И к ногтю прижали этих шантажистов, и по щам им надавали. - Папа замолк на время, с аппетитом уминая очередной бутер. Только прожевав, как следует, продолжил. - Чтобы в следующий раз хорошо подумали, прежде чем лезть к моей дочери.
- Но ведь они сначала к Глебу пристали, потом ко мне… Может, у него просто не хватило денег, чтобы им отдать?
- А это уже не твоего ума дело, Настя. Меньше знаешь, лучше спишь.
- Спасибо тебе, папа! - мне плевать было на его суровый вид и сердитые слова. Очень хотелось броситься на шею и обнять. Но… у нас так не принято. Только бабушка тискаться никогда не запрещала. Отец такого не позволял. - Я… пап, я устроюсь на хорошую работу и обязательно все тебе верну!
Он прокашлялся, словно кусок в горле встал.
- Что ты отдавать мне собираешься?
- Ну… деньги… Ты же все равно потратил сколько-то?
- Ты в своем уме, Настя? Я же сказал: с сегодняшнего дня никто никому ничего не должен. Все. Разобрались. Точка.
- Но… так ведь не бывает, пап… - была уверена, что где-то кроется подвох. Но не могла понять, в какую сторону смотреть, чтобы разобраться.
- Бывает по-всякому. Кстати. Ты сказала, что вы с этим олухом расстались?
- Он не олух! - все прошлые обиды на Глеба куда-то пропали. Вместе с радостью, что он жив и свободен, вернулись прежнее обожание и любовь. И готовность всегда вставать на его защиту.
- Какая разница? Он мне сказал, что бросил тебя. Это правда?
Потупила глаза. В таких вещах сознаваться больно и стыдно. Кому угодно, не только отцу.
- Да, - выдавила из себя еле слышно.
- Отлично. Я очень рад!
- Как это может радовать, папа?
- Обыкновенно. Тебе не нужны такие проблемные хахали. А его по-другому нельзя назвать.
- И ты будешь против, если мы помиримся?