Короче, утопленник мог Шишагову завидовать — ему не свезло
однажды, а Роман в этом невезении жил. Сдаваться не собирался,
потому что не умел. Выходил из дома пораньше, дрессировал вещи
лежать на строго отведённых местах, чинил всё, что можно было
починить, от складного ножа до телевизора и боевой машины
пехоты.
Началось всё с того, что Ромина родительница отказалась от сына
ещё в роддоме, поэтому мальчик прямо, можно сказать, из материнской
утробы выпал в заботливые, но суровые руки самого
рабоче-крестьянского государства в мире. Имя и фамилию с отчеством
дали ему в доме ребенка, скрестив данные дежурного врача,
принимавшего роды, фамилию заведующей и имя из читавшейся всем
персоналом на дежурствах книжки.
Со времен Макаренко Советский Союз по праву гордился своими
детскими домами. Большие, светлые аудитории и маленькие ухоженные
спальни, лучшие игрушки для малышей, кружки, мастерские, дискотеки
и кинозалы для старших. Мудрые, чуткие и заботливые педагоги (через
одного — новаторы) помогали осиротевшим детям вырасти сильными,
смелыми, умными и умелыми членами социалистического общества. Я сам
видел — по телевизору показывали.
Просто Роме опять не повезло. Он рос в маленьком, зачуханном
заведении, вынесенном от греха подальше за городскую черту. В
нескольких спальнях казарменного типа обитало около сотни ребят
обоего пола всех возрастов. Возглавлявшая этот очаг просвещения и
воспитания старая дева уже не первое десятилетие отравляла
атмосферу заведения продуктами распада нерастраченных по назначению
гормонов. Под чугунной стопой этой мегеры, по слухам, называвшей в
лучшие свои времена жену основателя государства Наденькой, два
десятка ветеранов от педагогики вяло, по привычке, изображали
воспитательный процесс.
Детский дом гордо носил имя пионера-героя Павлика Морозова, и
главной своей задачей персонал считал воспитание достойных
продолжателей дела этого выдающегося самородка. Повторение
легендарного подвига ежедневно и по любому поводу всячески
поощрялось и насаждалось. Доносы являлись для воспитателей главным
источником информации о подопечных. Шишагов стучать отказался
наотрез, и был отнесен в категорию детей трудных, сопротивляющихся
воспитанию.
Близких друзей не имел, быстро смекнув, что любой разговор или
действие будут немедленно, во всех подробностях, доложены тете
воспитательнице. Отгородившись ото всех молчанием и нелюдимостью,
играл он в свои непонятные посторонним игры и рано научился читать.
Читал много, запоем, нырял в каждую новую книгу, как в омут,
полностью выпадая из окружающего. Библиотека и большой заброшенный
парк заменили ему всё, чего он был лишен в жизни. Прочитав книгу о
Маугли, Рома населил парк друзьями, которых никто, кроме него, не
видел, и мог часами носиться по кустам или лазить по деревьям,
пытаясь соперничать в силе и ловкости с героем Киплинга. Забавы его
считались тихими и неопасными. Возможно, со временем персонал мог и
вовсе перестать обращать на него внимание. Мешала ужасная, по
мнению престарелых педагогесс, привычка самому мстить своим
обидчикам. А уж гадостей Ромке детки делали множество — от подножки
на лестнице до темной.