Миг замирает. Нет больше зрителей. Мир остановился. Мы варимся в собственном котле ненависти и порока. То черное что нас связало, празднует триумфальную победу.
- Дааа, - прямо ему в губы. Чтоб ощутил силу этого желания, - Воткнуть нож по самую рукоятку, Дааа…
- Не отказывай себе в этом удовольствии, - не сразу понимаю, что он вкладывает в мою руку что-то холодное. – Вперед.
Опускаю взгляд. В моей руке поблескивает сталь. Нож. Даймонд сам вложил мне в руку нож. Мы по-прежнему стоим, плотно прижаты друг к другу. В моей руке оружие.
- Что ты задумал? – это какая-то игра. Не понимаю, чего он добивается.
- Чего ты медлишь, Жасмин, сделай это еще раз, - зарывается носом мне в волосы, шепчет у самого уха, едва касаясь кожи губами, - Скажи, что ты чувствовала, когда всадила мне нож в сердце? Тебе нравилось меня пытать? Резать раскаленным клинком мою плоть? Так повтори, что тебе мешает? Освежи воспоминания, - голос становится еще тише, - Тебе не снятся волки, которые признали тебя, оберегали, а ты смотрела, как их вырезают одного за другим?
17. Глава 17
Смотрю в зеленые глаза и растворяюсь. Существую вне времени и пространства. На поверхности в них боль, ненависть, гнев, а там, в глубине, по-прежнему бескрайние луга, сочная зеленая трава, хочется упасть, и никогда не возвращаться в реальность.
Я ощущаю себя тем выбравшимся их клетки юнцом. Влюбленным, слепым и безумно счастливым. Одного взгляда хватило, чтобы я попал в ее сети. И даже задыхаясь в крови, я не желал выбираться на волю. Ведьма пленила меня. Она мой дурман. Мои грезы. И самая страшная боль.
Нет. Это лишь иллюзия. И время бежит вперед. Передо мной уже совсем другая Жасмин, еще более расчетливая, жаждущая крови хищница.
Ни хрена защитное снадобье Шайны не действует. Его хватило на несколько секунд. А после моя кожа сгорает до мяса, до костей, в кровь снова льется ее колдовской дурман. Сжимаю ее за талию. Ткань защищает лишь немного. Руки пекут, сгорают, а я не в силах разжать объятия. Не чувствую физической боли, они ничто в сравнении с открытой и вечно кровоточащей раной по имени Жасмин.
Напоминаю ей, что она сотворила. Жду реакции. Глупо. Никогда я не увижу в изумрудных глазах раскаяния. Она предала с хладнокровием свойственным далеко не каждому воину.
А мне все равно хочется унять ее боль. Излечить ноги. Кто посмел испортить ее туфли? Узнаю. Накажу. Никто не смеет без моего указания причинять ей боль. Только я могу. И буду убивать ее медленно и мучительно, а вместе с ней и себя. Не прощу. Но и возненавидеть не могу. Как бы ни молил небеса о ненависти. Ее нет. Но есть всепоглощающая боль, я ее раб, до скончания своих дней. Она не захотела моей любви, что ж теперь мы разделим боль. И страдания свяжут нас куда крепче. Она заплатит за растоптанную веру. Она сожгла мой мир, оставила истекать кровью на пепелище. Но это не самое страшное. Свою жизнь я подарил ей сам. И она взяла ее, как посчитала нужным.