Когда подняться наконец удалось, мерзкая звонилка заглохла. Натаха посмотрела на ступени, весело блестящие в свете неоновой лампы, и поняла, что перед вторым актом геройства нужно сделать перерыв. Доковыляла до лавки, глянула кто звонил и, скривившись, набрала номер.
— Доча, ты почему не отвечаешь?! — врезался в ухо мамин вопль. — Звоню тебе, звоню… Так, ладно, я по делу — давай, срочно собирайся и приезжай!
— Зачем это? — насторожилась Натаха. Убравшись в съемную однушку на другом конце города, она была не готова вот так запросто вновь потерять свободу.
— Счастье тебе привалило, вот зачем!
Натаха напряглась ещё больше — слово «счастье» мама употребляла крайне редко, и во всех случаях это был сарказм. Сейчас же оно звучало подозрительно искренне.
— Какое счастье? — сдаваться без боя Натаха не собиралась.
— А вот такое! Квартиру тебе, дурочке, отписали, да не абы где, а в старом центре! А жилье-то там — ого-го! В общем, давай, собирайся, поедешь в права вступать. Нотариус ждёт нас к шести, — и мама закончила разговор.
Натаха посмотрела на телефон, затем на обледенелое крыльцо, бросила взгляд на окна первого этажа, «украшенные» решетками, сквозь которые вот уже полгода смотрела на мир, и, поднявшись, двинулась к остановке.
Дорога прошла в раздумьях, никого, кто мог бы «отписать» квартиру, припомнить не удалось, а узнать подробности не вышло — судя по коротким гудкам, мама обсуждала новость с подружками.
Автобус тащился долго, пересчитал все пробки и светофоры, поэтому, когда Натаха наконец доехала, поговорить тоже не получилось — пришлось нестись к нотариусу во весь дух.
Выяснить удалось лишь то, что квартиру завещала бабка. Ясности это не внесло, поскольку никакой бабки у Натахи не было, а на вопрос «какая» мама ответить не смогла — отец растил ее в одиночку, а папаша самой Натахи так и остался безымянным героем. Одним словом, взяться этой самой бабке было неоткуда.
Нотариуса Натаха с мамой застали в самый последний момент — он уже собирался уходить, но сжалился, достал папку, вернулся за стол и внёс свою лепту в общий градус безумия — бабка-дарительница оказалась настолько дальней родственницей, что даже мама, которая знала всю родню до седьмого колена, растерялась. Но быстро взяла себя в руки и уверенно закивала: «Да-да, конечно». Однако, услышав условия завещания, вновь не совладала с собой: