Щелчок выключателя и одиноко болтающаяся под потолком лампочка
выхватывает из темноты голые стены, изуродованные отслаивающейся
краской и побелкой.
Шило уже открывает багажник, стараясь не приближаться к Чеченцу.
Как уже говорилось, своих он не мочил, но кто может знать что
скрывается в его черепной коробке? Была парочка орлов, что решили -
а почему бы нам не посмотреть на то, что умеет этот беловолосый
психопат, может он не так хорош, как говорят? Он был хорош.
Чертовски хорош. Настолько, что даже уже начинающих матереть бойцов
пришлось вытаскивать в полной и безоговорочной бессознанке.
Какое-то время пыточных дел мастер просто смотрит на свернутое в
позе эмбриона тело. Смотрит, как мясник на тушу, которую нужно
разделать - профессиональная деформация. Рана на голове пленного
уже поджила и больше не истекала кровью, а темно-красные струйки
успели засохнуть.
Голос у "Славика" был под стать внешности - глубокий, спокойный
и можно даже сказать мелодичный:
-Отнесите его в подвал.
Я открываю глаза. Бетон. Холодный, серый и равнодушный ко всему
и вся. Из такого делают надгробия и панельные многоквартирные дома
- полная безнадежность и осознание тщетности бытия.
Оторвать от него лицо, чувствуя занемевшие мышечные волокна щеки
и части подбородка, челюсть с трудом отзывается на приказы мозга,
быстрый взгляд по сторонам.
-Я умер? - этот вопрос как-то сам собой зародился в мозговом
веществе и был извергнут на кончик языка, еле передвигающегося в
ротовой полсоти.
Два... существа переглянулись.
-Меня одного начинают напрягать такие вопросы? Каждый раз они
спрашивают - "Я умер или это предсмертная галлюцинация?" Почему у
всех все так пессимистично? Почему не скажет, например, "Я
родился!"
-Как Лунтик, - поддержал его второй.
-Как Лунтик.
-Ну ты как-никак бог Смерти, такое в норме вещей.
-По факту.
Закрыть глаза.
Секунда спасительной темноты, испещренной узорами капилляров
век.
Открыть.
Они не исчезли.
Я помню, как вышел из Врат и помню "Челябинска", помню ПММ,
задроченный ментовскими сериалами и помню выстрел. Чего-то вроде
замедленной съемки, чтобы я мог во всех деталях рассмотреть полет
пули, не произошло. Хлопок выстрела. Кусочек металла бьет меня в
лоб. Хруст шейных позвонков от резкой инерции и я валюсь на пол.
Смерть.
А теперь...
Теперь я заперт в бетонном саркофаге без намека на двери и окна
- цельная коробка, под потолком которой болтается одна лампочка. А
рядом прямо на полу расположились...