Пульс замедлился, стал неровным, веки защипало, глаза заслезились.
Откуда-то сверху послышался голос:
– Либо вы сдаетесь, либо умираете. Все до единого, кто находится в замке, плюс еще некоторые, кто неподалеку. Ядовитая энергия проникнет в тело, отравит кровь и ауру убийственными токсинами. Я бы на вашем месте поторопился. Ничего ужасного, вы проиграли. Пусть не в бою, за столом переговоров. Поверьте, такое нередко случается. Сдадитесь нам с черными, освободите пещеры, вас переселят куда-нибудь подальше… Черным нужна только ваша территория, возможно, новые рабы и слуги: наложницы в гаремы, рабочие на стройки. Ничего личного, борьба за выживание. Нам тут тоже кое-что нравится. Иначе не помогали бы безмозглым оборотням.
Ларр говорил мягко, беззлобно, будто бы список покупок зачитывал. И от этого становилось только страшнее. Он не переживал о массовых убийствах, не думал о том, что пострадают невиновные. Пусть целое племя лишится дома, отправится в резервацию в какую-нибудь пустыню. Дети, старики, больные и беременные. Да какая разница, какое сочувствие? Им же тут что-то срочно понадобилось!
Я похолодела и почувствовала жжение – оно поднималось откуда-то изнутри, усиливалось так что хотелось завопить. Горло, небо, желудок и грудь будто обливали горячим маслом: неторопливо, не прерываясь. Рядом жалобно застонала Лена и тут же затихла, Арлитта зарычала, Мистия вторила, Лакоста почти каркнула. Похоже, нам всем стало плохо одинаково.
– Грассард? Вы уж не тяните с согласием! У вас ведь семья: жена, сын и дочка. Опять же, ни в чем не повинные гостьи! – подначивал издевательский голос ларра.
Он слышался отовсюду и ниоткуда, окутывал неприятным звуковым коконом и эхом проносился по помещению. Отдавался в ушах отвратительным звоном, или так действовала магическая отрава?
Боль усиливалась, я задыхалась, слепла и глохла, покачивалась от слабости, и даже закричать уже не выходило. Ленины пальцы в моей ладони дрожали и покрывались болезненной испариной. Я даже думать забыла про Рамзата, его обещание, неравнодушие. Единственная мысль, что ввинчивалась в мозг, сверлила и повторялась от минуты к минуте: боже, поскорее бы все это закончилось. Лишь бы ушла проклятая боль.
Наверное, так молятся тяжелобольные. Терпеть и сражаться с ужасным недугом, у них ни сил, ни желания не остается. Лишь хочется, чтобы страдания прекратились. Все что угодно, только не это.