Проследив, как пленных, с помощью наёмников и рабов затолкали к
Пелиту в торбу, мы со жрецом недолго посовещались и решили начать
допрос с разбойника, захваченного мной.
После этого Пелит извлёк ошарашено озирающегося пленного, ведь
последнее, что он помнил – как его товарищей и его самого,
запихнули в небольшую суму. А сейчас очутился в каком-то подвале,
освещаемом тусклым светом масляных ламп, висящих на стенах.
Четверо дюжих рабов споро привязали предварительно обнаженного
пленника к тяжёлому столу, и повинуясь приказу жреца, покинули
нас.
– Ну что же, поведай нам, зачем не приглашенным гостем, ты
проник в мой скромный дом? – обратился Пелит, к отчаянно
пытающемуся освободиться крепкому мужчине.
Пленный, торопливо проглатывая слова и прикидываясь простаком,
принялся лопотать:
– Зовут Ксанифом, и мы с вотагой решили подломить твою
сокровищницу, кто-то наплел нашему старшому, что охраны почти нет,
а золотишко, наоборот имеется.
Я пристально взглянул на Пелита, и на системном языке поделился
своими мыслями, ответив на его вопросительный взгляд:
– Лжет он в каждом слове, – а чуть подумав и прислушавшись к
своим ощущениям, добавил:
– Похоже, только имя свое он назвал правдиво.
Повернувшись к пленнику, жрец с обещающей усмешкой изрёк, вновь
перейдя на греческий:
– Как тебе наверное известно, нет людей, что способны молчать
под хорошей пыткой, тем более есть ещё два твоих товарища…
И принялся извлекать из торбы, весь тот набор устрашающих
инструментов, увиденных мной, когда Пелит разделывал трупы.
– Хорошо бы позвать опытного палача, чтобы ты раньше времени не
помер, – жрец злобным взглядом прошелся по пленнику, – Но я и
раньше в его услугах не нуждался, так что тебе придется испытать
моё скромное умение.
Сказав это, жрец немного погремел железом и взяв кузнечные щипцы
с остатками крови, принялся поочередно касаться ими пальцев ног
разбойника.
Побледневший пленник принялся ещё сильнее чем прежде, дёргаться
и извиваться, в отчаянии шевеля пальцами ступни.
Выбрав наиболее приглянувшийся палец, Пелит зажал его клещами и
пристально впившись взглядом в разбойника, принялся медленно, но
неумолимо сжимать рукояти клещей.
Как только холодный металл сдавил мизинец, подвал огласил крик
боли, и он надрывался все истошней с каждым мгновением. Пока не
достиг наивысшей точки одновременно с металлическим щелчком, с
которым клещи отрубили палец.