– Денис, во сколько Вертецкий оценил наши потери от этих
ублюдочных родов?
– В районе четырнадцати миллионов без учета компенсаций
родственникам погибших.
– Фон Таубе, что скажете? – я закурил сигарету, дабы подпитать
кровь никотином, и подошел к окну.
Во дворе вовсю кипела работа по «очистке» усадьбы от «грязи».
Бойцы сквада приволокли наш штатный лицензированный крематорий на
колесиках и сбрасывали в него трупы. Удобная вещь, когда нужно
быстро и без следов избавиться от улик. В одну камеру (мои бойцы
называли ее холодильником) складывались свежие трупы. Вмещалось до
трех тел, не слишком упитанных. Следующий отсек назывался миксером.
В нем улики измельчались острыми шнеками и дальше подавались в
компрессионную камеру или, по-другому, в саму печь.
Сама установка считалась стационарной, и для нее требовалось
габаритное оборудование для подачи топлива в камеру. Газовоздушная
смесь выходила из сопел высокого давления и после нескольких минут
непрерывного горения, в печи оставался лишь пепел. Мы пошли иным
путем, сделав установку мобильной и переделав печь под работу двух
одаренных стихии огонь.
Бойцы сквада, закрепленные за мобильным крематорием,
рассказывали, как улицы, по которым везли установку, вмиг пустели,
а ставни спешно закрывались на замок. Что ж, злые языки не теряют
времени даром. За спиной блеял перепуганный Фон Таубе:
– Я… Я… Я компенсирую весь причиненный мною ущерб, Лев
Константинович! Все, до последнего рубля!
Вот только брать с него было нечего. По тем отчетам, что мне
успели предоставить, Фон Таубе все свои и даже заемные деньги
потратил на оружие и наемников в недавней вылазке на оружейный
склад в Таганроге. Этого болвана использовали, пообещав ему жирный
куш при дележке моих земель и он, конечно же, согласился, идя
ва-банк и поставив на эту сделку практически свою жизнь.
Ко всему прочему мне не нравился этот барон. Не из-за того, что
он аристократ, а просто есть такой тип людей, которые всем своим
видом просят, чтобы им дали в харю. Заплывшее лицо, узкие щелочки
глаз (а ведь он вовсе не монголоидной расы, на минуточку - Фон
Таубе!), проплешина на голове с черным родимым пятном, будто ему
птица нагадила.
Этот «красавец» оставлял за собой право первой брачной ночи в
своем баронстве, лишив целомудрия своим мерзким грязным отростком
не один десяток деревенских девушек. Напомнив себе эти факты из
жизни барона, я невольно поморщился. Вот же мразь!