«Зачем наручники надели на этого щуплого мальчишку? Встать
– то сил не хватит…», - подумал, посмотрев на объект охраны, один
из четырех солдат, тот, что сидел слева, ближе к кабине.
И все же Максим думал, анализировал, что
произошло…
«Шеф СД Барановичей,унтерштурмфюрер Амелунг,
лично присутствовал на допросах. Сперва немного побили, а потом
играли в «злого и доброго следователя»: один орал и угрожал, второй
уговаривал, думали, что мальчишка быстро все расскажет. А
оказалось, что они не так уж и мало знают о подполье в Барановичах,
это пугало, значит среди подпольщиков есть провокатор… Радовало,
что немцы не знают про Валерия Дмитриевича, Деда, Лешку, Минск и
еще нескольких явках, на которых он бывал с донесениями. И от него
не узнали… Голова теперь гудит постоянно, левый глаз заплыл, левое
ухо не слышит, из него шла кровь, тело – почти сплошной синяк,
ребра болят, руки в плечевых суставах вывернуты. Хотел
захлебнуться, когда топили в корыте с водой – не дали. Потом был
полевой телефон и оголенный провода… тогда сорвал голос – даже
кричать не мог.»
Из забытья Максима вывел удар сапога в бок, но он даже не
шевельнулся. Его подхватили за руки 2 немца и куда-то поволокли,
попытались поставить перед каким – то начальником, тот что-то
недовольным голосом сказал, потом сняли наручники и бросили в
камеру.
Очнулся Макс от того, что кто-то пытался его напоить.
Открыл более – менее видящий правый глаз. Его поил из консервной
банки какой-то парнишка с когда – то разбитым в кровь лицом –
немного зажившим.
-Где я?
-В Минске, в гестапо. Тебя вчера приволокли. Думали, что
все, не очнешься. А ты - живучий. Звать тебя как?
-Максим…
- А меня Витька…
Загромыхала дверь камеры, Максим почувствовал, как многие
сжались, захотели спрятаться, думали: «Только не меня…»
-Эй, Кучерявый, твоя очередь! На выход! А то отъелся, без
допросов, на немецких харчах! – хохотнул полицай – тюремщик. Рядом
с ним маячило еще два «шкафа».
Мальчишка, что поил Максима, тяжело вздохнул, поставил
банку с водой, поднялся, осмотрел камеру:
- Прощайте!
- Рано прощаешься, - снова хохотнул полицай, одним разом
не отделаешься. Хотя, если вспомнишь, кто взорвал паровозы в
Гомельском депо, может и поживешь еще.
Из забытья Максима вывело то, что рядом с ним, на прелую
солому, положили того парнишку.