Из вагона выпрыгнуло семеро: две
женщины и пятеро детей, две семьи ( видимо, партизанские), нырнув
под вагон, бросились к лесу, а остальные побоялись, надеясь выжить
в концлагере…
Серега, несколькими короткими
очередями, заставил охранников у костра залечь, выиграв секунд 10.
Когда охрана попыталась подняться, вновь прижал к земле короткими
очередями. Ему было проще, он под защитой рельсов и колес вагоны, а
немцам надо было преодолеть открытое пространство - хотя бы до
вагонов. Выиграв еще пару десятков секунд, Серега сам бросился по
снегу в лес, благо, деревья начинались метрах в 20 от
вагонов...
В партизанском
отряде.
Самым трудным оказалось найти своих,
ведь после карательной экспедиции отряды поменяли места
базирования. На седьмой день Серёжке удалось выйти на партизанский
маяк, откуда его переправили в один из лесных госпиталей Пинского
соединения. Раны на голове и ноге загноились, но все обошлось,
Серёжка быстро поправлялся.
Мир тесен: командиром отряда оказался
старый Серёжкин знакомый – старший лейтенант НКВД Василий Кутин. А
ещё здесь оказался Сашка и его родители. Сашок щеголял с новенькой
медалью «За отвагу» на груди и немного задирал нос.
-Сидим, значит, в дозоре, а тут немцы.
Много немцев! Ну, я как дам длинную из автомата. Они залегли и
давай по нам лупашить! Я туда гранату и мотать! Тимофеич тоже…
Потом смотрю – один остался. Потом не помню как около лагеря, в
окопчике оказался. Тут и началось… Сам понимаешь! Вдруг справа наш
пулемёт накрыло, я туда, за «дегтярь» и давай чесать …
-Ну и горазд ты, Сашка, языком
чесать!
-Серый, не веришь?
-Да верю, верю… погнали к Никитке
заглянем.
Партизанский врач Петрович сначала не
хотел пускать ребят к раненым, но потом решил, что Никите от этого
хуже не станет, а наоборот он будет быстрее поправляться. Хоть раны
и были тяжелые, но опасность уже миновала.
-Привет, Никита!
-Здорово, народ! Как дела?
-Ол райт, Христофор Бонифатиевич! Ол
райт!
-Чего-чего? Ну-ка, повтори,
Серёжка?
-Ты чего, Никит? Это я так,
дуркую…
-Ну, и чего вы друг на друга
уставились, как на икону? – нарушил неловкую тишину Сашка. – На,
тебе клюквы передали.
-Кто передал? Такой седой старик,
который всё время молчит? Он что, немой? А, Саш?
-Ничего он не немой и не старик он.
Это Алексеев. У него сын погиб, наш ровесник. Чуть постарше был.
Николай. Помнишь, Серенький, я про бой рассказывал? Так вот, их
группа наш отход прикрывала. Ну, сами понимаете, почти все погибли.
Отход они прикрыли, стали сами уходить болотом, а у его сына,
Николая, две пули в груди… Заховались они посреди болота, на
островке, немцы кругом, а у Николая горячка началась, стал он
метаться, кричать. Фашисты, конечно же, в болото не попрутся, но у
них ведь минометы…Что делать? Эти гады услышат – всем кранты! Ну,
отец тогда своему сыну ушанку на рот… Ну, зажал. Николай и затих. С
тех пор отец и ходит седой и молчит, слова вымолвить не
может.