- Временную национализацию оборонных предприятий, господин
министр, - без колебаний ответил я, - только поставив военное
производство под жесткий контроль государства можно быстро
нарастить выпуск военной продукции до нужных нам объемов при
разумных затратах, но, опять же, только этой меры будет явно
недостаточно.
В зале поднялся возмущенный гул. Такого ответа от меня никто не
ожидал. Тобольский поднял руку и шум стих.
- Господа, - твердо произнес президент, - мы здесь собрались для
принятия важных государственных решений. Прошу помнить об этом и
сдерживать эмоции. Я тоже не ожидал от господина Лаврова такого
предложения, но я хотел бы выслушать его аргументы до конца.
Продолжайте, капитан, - назвал меня президент по моему невеликому
званию, то ли давая понять, что надо думать, что говоришь, то ли
просто не желая использовать гражданское обращение в данных
обстоятельствах.
И я продолжил:
- Земная Федерация стала слишком рыхлым и аморфным образованием,
господа, - решил я вывалить на собравшихся давно бродившие в моей
голове соображения, а то пока еще дождешься следующего такого
случая, - в нашей истории уже были подобные прецеденты. Все вы
помните вторую мировую войну. Германия, великая держава, сумевшая
на начальном этапе войны подчинить себе практически всю Европу,
опоздала с переводом на военные рельсы своей промышленности и
сделала это только к концу тысяча девятьсот сорок второго года. Три
года войны немцы в тылу продолжали жить так, будто войны и нет. И
что в результате? Армия, вступившая в войну самой мощной и
боеспособной боевой силой в мире, к концу третьего года
противостояния растеряла свое преимущество и потерпела решающие
поражения в России и северной Африке. Мы уже пятнадцать лет идем
этим же губительным путем. Вспомните первые, самые тяжелые, как еще
недавно казалось, годы войны. Вот тогда была мобилизация экономики.
Никто не думал о прибыли, о рентабельности, о правах и свободах.
Все понимали – или мы, или они. И мы выстояли. Но стоило нам выбить
кваргов с нашей территории, да даже не со всей территории, ведь
часть ее мы до сих пор не вернули, и настроения стали меняться. И
вот теперь мы имеем экономику, производящую явно избыточное для
воюющего государства количество товаров невоенного назначения,
предметов роскоши, разнообразных услуг и массу прочего барахла,
пожирающего производственные и людские ресурсы, которые можно и
нужно было бы направить в военную промышленность. А враг все эти
годы вел себя иначе. Мы думали, что добились перелома в войне
своими силами, а оказалось, что значительную часть войск и ресурсов
противника оттянул на себя еще один, неизвестный нам, театр военных
действий. Вместо того чтобы мобилизовать все силы и нанести врагу
решительное поражение, мы дали противнику возможность
сосредоточиться на уничтожении наших потенциальных союзников,
оставив на нашем фронте только силы сдерживания. И вот теперь мы
имеем закономерный результат. Союзник на грани поражения, а нам
предстоит остаться один на один с врагом, силы которого мы до
последнего момента даже себе не представляли, и я не уверен, что до
конца представляем их сейчас.