На фоне старших братьев Лия совсем
терялась: невзрачные темно-серые волосы; бледное, резковатое лицо,
такие же блеклые тонкие губы... Единственное, что придавало цвет ее
образу, это глаза – ярко-синие, глубокие, обрамленные короткими
темными ресницами, они смотрелись мазком ультрамарина на поблекшем
листе. Так сказал однажды Кристиан, когда думал, что она не слышит
– брат любил живопись.
Вздохнув, Лия перевернула страницу. В
детстве Карл улыбался так же открыто и тепло, как и Кристиан. На
фотографиях, что были сделаны еще при жизни отца, братья выглядели
обычными счастливыми детьми. Беда пришла неожиданно. Однажды ночью
отец разбудил их, попрощался и, велев наутро позвонить тетке, ушел
в бурю. Так с шести лет братья остались на попечении единственного
близкого для них человека – Элисавет Кер. Еще через шесть лет на
плечи доброй женщины легли заботы и о Лии. Почему так случилось,
Карл никогда не объяснял, а сама Лия спросила только однажды и,
увидев, как он расстроился, больше не смела. Конечно, попытки
узнать правду на этом не закончились: она пересмотрела все бумаги,
какие были в доме, и даже пыталась обратиться к семейному адвокату,
знавшего отца. Но Вуллис только развел руками: без разрешения
опекунов он не имел права ничего говорить.
В тот год, когда тетя Элисавет умерла
от рака, Карл поступил в медицинскую Академию. Лии тогда едва
исполнилось четыре, и забота о ней всецело легла на его плечи.
Впрочем, брат и до этого неотлучно находился рядом. Благодаря ему
она никогда не чувствовала себя сиротой. В отличие от Кристиана,
который всегда старался держаться в стороне, Карл заменил ей и
отца, и мать. Никого в мире Лия не любила больше, чем его.
Ее собственные ранние фотографии тоже
были сделаны в ателье: худенькая девочка с двумя тонкими длинными
косами и широкой улыбкой. Из-за высокого роста она всегда выглядела
немного старше своих лет.
Лия отчетливо помнила день, когда
Кристиан купил свой первый фотоаппарат. Брат радовался как ребенок
и бесконечно слепил их вспышкой, почти на полгода забыв мольберт и
краски.
Последний снимок сиротливо жался к
обложке. Карл так и не приклеил его, хотя прошел уже ровно год. В
тот день, поддавшись на ее уговоры, он позвонил Марку и пригласил
его поехать с ними в Афины. Это была их маленькая семейная традиция
– выезжать куда-нибудь втроем, чтобы не отмечать ее день Рождение
дома.