«Жирный ублюдок» -ядовито плевалась Акира, нехотя вспоминая
мерзкий образ дворянина, чей сальный взгляд снился ей по ночам до
сих пор. Одна лишь мысль о нем вызывала в ее теле отторжение, а
сознание охватывала мрачная тьма и бесконечное стремление к
ярости.
Ее отец без колебаний отказался от такого «щедрого» предложения.
В ту же ночь вся их семья была основательно подготовлена к побегу
из селения в надежде затеряться на бескрайних широтах другой
страны. Однако людские сердца полны мерзости и гнили. Друг ее
семьи, с помощью которого они хотели покинуть город, предал их со
всей возможной подлостью, на которую только был способен человек, и
совершенно бессердечно выдал всю несчастную семью ублюдкам, с
псиным рвением служившим печально известному дворянину.
Жирный свин, так презираемый многими, предложил лично Акире лишь
одно, тем самым возложив всю долю ответственности за будущее Кимата
на ее хрупкие плечи, –добровольно и с великим рвением стать его
наложницей, и лишь тогда с ее семьей все будет в порядке, обещал
он.
Что ж Акира, к мукам своей совести, дала весьма твердый и
уверенный отказ –с крайней надменностью, на которую способна лишь
личность изумительно храбрая или же непростительно глупая, плюнула
в лицо не ждавшему того мужчине. К сожалению, попытка не увенчалась
успехом, закономерно вызвав в извращенном похотью звере ураган
ненависти, что, впоследствии, вся до последней капли, вылилась на
беспомощную семью Кимата.
Навыки шиноби, которыми так гордилась девушка, оказались
никчемны и пусты. Она наивно думала, что легко сможет противостоять
адептам чакры даже из великих деревень. На деле же девушка все же
осознала свое заблуждение, но было уже слишком поздно.
Не сумевшая дать решительный физический отпор, но все еще
хранившая волю к сопротивлению Акира была вынуждена наблюдать, как
ее отец, мать и сестра подверглись худшим из возможных мучений,
большинство из которых даже не мог себе доселе вообразить ее юный
девичий ум. Замкнутый цикл изощренных пыток, грубых телесных
избиений и тщательного насилия со временем стал рутиной для всех
Кимата. И после каждого с трудом прожитого ими дня дворянин нагло
приходил к ней и снова задавал один и тот же вопрос: «Готова ли ты
пасть мне в ноги и отныне стать моей рабыней?».
Глава Кимата был готов отдать и свою гордость, и честь с
достоинством, не говоря уже о знаниях и опыте, лишь бы прекратились
страдания его семьи, тех, кого мужчина всей своей отважной натурой
обязал себя защитить. Однако, у мучителей, похоже, уже были другие
планы. Та игра, с которой аристократ давил на разум старшей из
дочерей Кимата, по всей видимости, сильно увлекла его, вызывая куда
большее удовольствие, чем можно было вообразить умственно здоровому
человеку, отчего, вопреки любым мольбам, свобода не была дарована
никому из пленных.