«Личности всегда приходится бороться, чтобы не быть раздавленным массой. Если вы попробуете это, вы часто будете одиноки, и иногда вам будет страшно. Но никакая цена не слишком высока за привилегию обладать собой», написал Фридрих Ницше, произведениями которого я увлекся еще в подростковом возрасте. И в этот сложный в моей жизни момент, я вспомнил эти слова, замедлил шаг и остановился. Я попытался овладеть собой и побороть свой страх, который гнал меня вперед от страшной бури, и в то же время, приближал неминуемую встречу с бурей. Оглянувшись по сторонам, я увидел неглубокую яму. Я тут же велел Лизе взять свой спальный мешок, спуститься в яму и залезть в мешок, что она и сделала, даже не понимая того, для чего она это делает. Затем и я спустился за ней в яму и лег рядом с ней.
Глава 9
Открыв глаза, я увидел доктора Генриха, он сидел в своем кресле и читал книгу. Когда я хотел спросить у него, как прошел сеанс, у меня ничего не вышло. Следом, я пытался приподнять голову, но и здесь что-то пошло не так, мое тело не подчинялось моим приказам, а дышать становилась все сложнее и сложнее, будто мне на грудь положили груду камней, и с каждым вдохом тяжесть возрастала.
Лишь спустя несколько секунд, которые казались часами, я, наконец, смог повернуть голову в сторону Генриха, и обратиться к нему. Он удивленно посмотрел в мою сторону, словно не ожидал, что я когда-нибудь снова открою глаза, и в один миг оказался сидящим рядом со мной. Книга, которую он читал, оказалась вовсе не книгой, а его записной книжкой.
Пару минут спустя я полностью освободился от сонного паралича. Генрих уже что-то записывал в свой ежедневник. Увидев, что я окончательно вернулся в реальный мир, он начал задавать вопросы. Его интересовало все: каким был город, как выглядела Лиза, чувствовал ли я усталость после долгой ходьбы, чувствовал ли я холод или жар, не поранился ли я, сохранились ли мои воспоминания о реальной жизни, не появились ли у меня способности, каких не было в реальной жизни и так далее. Генрих записывал все. В середине рассказа, я заметил, что Лена тоже здесь, и она также ведет записи. Генрих понимал, что нельзя медлить, если немного подождать, то я могу упустить или забыть некоторые моменты, которые впоследствии могут оказаться той самой недостающей деталью в мозаике.