– Я знаю.
Нервно тереблю подол прозрачного балахона руками.
– Я знаю, на что иду. Бадрид.
– Думаешь, твоя девственность способна отменить войну? Смыть унижение и позор? Плевок, который швырнула мне в лицо твоя семья?
Ежусь.
Еле сдерживаюсь, чтобы не обхватить плечи руками.
И не сбежать отсюда со всех ног.
Это была очень слабая надежда.
Род Багировых жесток. Силен. Властен.
Такого не прощают.
И…
Это дикий, безумный план. Прийти сюда и предложить себя ему! Совершенно безумный!
Но…
Это единственный шанс. Единственный выход.
Такого никогда не прощали. Никогда. Такое оскорбление во все времена стирается только кровью.
– Бадрид…
Опускаю глаза.
Стараюсь оградиться от его тяжелого дыхания, что пульсом гудит в висках, раскалывая их насквозь.
– Я прошу. Принять. Меня как извинение моей семьи.
– Хорошо, – его пальцы смыкаются на моем соске, заставляя вздрогнуть.
Острый поток тока в один миг пронзает насквозь. Кипятком. Прошибает так, что еле сдерживаюсь, чтобы не застонать. Не отпрянуть.
– Хорошо, Мария. Я приму твою девственность. Но ты понимаешь. За это я ничего тебе не обещаю. Ни-че-го.
* * *
– Сбрасывай это.
Его голос лупит приказом. Ледяным. Пробивающим до костей.
Задираю подол, пытаясь снять чрез голову.
Но Багиров перехватывает мою руку.
Резко дергает ткань на груди, заставляя ее с треском разойтись.
Последняя одежда тонкой лужицей падает мне под ноги.
Кожа покалывает. Зудит. Трещит под его яростными глазами.
Больше не прикасается. Только смотрит. Но и этого хватает, чтобы чувствовать, будто он сдирает с меня кожу. Заживо.
– Тебе придется серьезно постараться, Мари, – выдыхает с рычанием, пробирая все нервные окончания до вспышек перед глазами. – Очень серьезно, чтобы погасить мою ярость.
Не дышу. Не поднимаю глаз. Просто стою, как изваяние.
Его руки начинают скользить по моему телу.
Сильно. С нажимом. Как будто он месит мое тело, как тесто.
Ведет по груди. Болезненными прикосновениями. Сжимает соски с грубой, животной силой.
Меня разрывает. Простреливает. Перемалывает. Кожа горит. На кончиках сосков дикие вспышки, отдающиеся в голове.
Но я молчу. Не шевелюсь. Жду приказа, если он последует. А если нет? Что я должна делать?
– Раздвинь ноги, – отходит на полушаг, и только тогда я снова обретаю возможность вдохнуть воздух.