Серафимов отличался среди прочих тем, что всегда четко знал, что
и кому обещать. Поэтому в свое время у него оказалось столь много
сторонников, что спецотдел обеспокоился всерьез. К счастью для
полиции и к несчастью для самого Ульбрехта, он внезапно увлекся
идеей физического насилия, создал тайный клуб бомберов, на чем
вскоре и погорел при моей непосредственной помощи. Лично мы с ним
не сталкивались, но добытую в ходе одного расследования информацию
я счел нужным передать Мартынову, и вскоре ячейку накрыла
полиция.
О второй группе неудачников и вспоминать не хотелось, ничего
серьезного они из себя не представляли. Их я вычислил еще проще и
самолично произвел гражданский арест.
Как потом мне рассказывал Семенов, финансовый след от обеих
групп тянулся далеко за океан. Где-то там, в колонии, и находился
мозговой центр, оплачивающий всех и каждого, кто пытался
дестабилизировать обстановку в Руссо-Пруссии. Уж очень им не давало
покоя наше уверенное процветание.
Но то были цветочки, сейчас же, как видно, пошли ягодки. Такой
наглости не ожидал никто. Приезд команды стрелков-убийц в чужое
государство, покушение на особу императорской крови — это
далеко не шутки. Кто-то решил сыграть ва-банк, а это значит, что на
кону серьезные ставки, только вот Костас не хочет посвящать меня в
подробности. Хотя я не был уверен, что он сам знает слишком много.
Не думаю, что великий князь, а тем
паче — кайзер-император доверили бы девятнадцатилетнему
оболтусу важные государственные секреты. Скорее всего, он случайно
оказался причастен к этому делу. Но почему тогда стрелки охотятся
именно на него? Как он умудрился стать их главной целью?
Итак, Костас волей-неволей временно оказался в центре событий.
Сначала история с Беллой, затем убийство директора и, наконец,
покушение в кабаре и вторая попытка — у меня дома.
Возьмем это за основу и будем отталкиваться от фактов. Если
Константин послушает моего совета и просидит у Шиллеров обещанные
двое суток, это даст мне небольшую фору.
Я уже знал, с чего следует начать расследование.
К утру распогодилось. Небо радовало глаз безоблачной синевой.
Трудяги, спешившие успеть к началу рабочего дня, составили мне
компанию на улице. Я не слишком любил утро, мое
время — ночь. Но вчера я и не ложился, поэтому порция
крепчайшего кофе, любезно сваренная Агриппиной Тихоновной,
позволила вновь обрести бодрость духа.