– Да отпустите! Я сам пойду! –
жалобно воскликнул я.
– Ого! Петро, а он более
разговорчивый. Неужели Аутерий на него совсем не действует? –
гоготнул второй, короткостриженый шатен.
– Он бракованный. Скорей всего,
быстро выветривается у него эта отрава, – спокойно сказал тот, что
держал меня, и сразу же отпустил, отталкивая.
Но не успел я обернуться, как он
толкнул меня ботинком в спину, да так, что я, спотыкаясь,
пробороздил рифлёный металлический пол коридора практически
лицом.
– Смотри, не помни его. Если он
сляжет, Захар тебя спустит в щели Зелоидов вместо него, –
ухмыльнулся второй.
– Разберусь без тебя, Саня, – хмыкнул
светловолосый и, подойдя ко мне, со всего маха зарядил мне ботинком
в живот.
В глазах тут же потемнело, а грудь от
удара сдавило тисками. Было не столько больно, сколько страшно и
ужасно горько от того, куда я попал. Даже когда был в полудрёме, я
чувствовал от окружающих меня взрослых холодную безразличную
жестокость. Но это место отчётливо даёт понять, что я тут просто
никто, щенок, в прямом смысле собачей породы. И удушить меня им
ничего не стоит. Так же просто как выкинуть в мусорку отработанный
пищевой контейнер.
– Мама… – прошептал я и, не удержав
слезы, тихо расплакался, хватаясь за грудь.
– Э-э, Петруха! Он нюни распускает!
Как мелкая девка! – загоготал второй и слегка пнул меня в плечо,
поваливая набок.
– Какое ничтожество… – фыркнул
другой, схватил меня за волосы и силой поставил на ноги. –
Прекращай реветь, отброс! Это тебе не интернатовский курорт в
Германии! Будешь пускать сопли – тебя отпинают твои же сверстники!
Ты понял?! – прошипел он и дал мне несильную пощёчину.
– Да-а… – вытирая слезы, выдал я.
– Шагай вперёд, плакса, пока пинка не
отвесил! – опять прошипел светловолосый, и я сразу двинулся прямо
по коридору, скрючиваясь и хватая себя под локти.
Первые метров десять я шёл не думая
ни о чём, просто цепенея от страха и удерживая себя от того, чтобы
повторно не расплакаться, как «девчонка». Но я вспомнил мамины
слова: «Наш мир очень жесток, Илюша. Ты должен стать сильнее всех,
но оставаться добрым, во чтобы то ни стало…»
И это подействовало.
Мама как знала, что нашу подпольную
базу «Великой Руси» рано или поздно раскроют, и потому проводила в
лаборатории по двенадцать часов безвылазно за исследованиями
какого-то Заборского. Как она рассказывала, это российский
биоинженер и нейропрограммист, который во время войны с
инопланетянами работал над улучшением недавно изобретённого на тот
момент нейроинтерфейса под названием «Zodak».